Состояние бесконечного уныния и безнадежности передает романс «Сижу задумчив и один». В начале его обозначено — Andante meditativo (умеренно, созерцательно). Он — о тщете человеческой жизни, которая, как злак земной, отцветает и исчезает навсегда, о розах и терниях. Герой когда-то сам сорвал «бледный цвет», которому уже никогда не расцвести. Романс заключает развернутая постлюдия, которая должна как бы досказать то, что осталось за словами. Романс «состоится» только в том случае, если певец сумеет обогатить его содержание собственной интерпретацией; тогда и постлюдия прозвучит как необходимое продолжение, а не привесок.
№ 7 «Пошли, господь, свою отраду». В начале указано: Pesante — тяжело. Речитативная мелодия, сопровождаемая хорального склада аккордами,— своего рода молитва:
Пошли, господь, свою отраду
Тому, кто в летний жар и зной,
Как бедный нищий мимо саду,
Бредет по жаркой мостовой.
А далее опять мотив безнадежности, одиночества; не для героя дерев прохлада, «фонтан на воздухе повис» и т. д. Если в предыдущем романсе мы узнаем о его вине и потому заслуженных муках, то здесь страдание остается зашифрованным, пережитым «за сценой».
Лучшие, на мой взгляд, романсы Метнера на слова Тютчева вошли в соч. 37: «Бессонница», «Слезы», «О чем ты воешь, ветр ночной» (№ 1, 3, 5).
Первый из них — один из наиболее концепционных и популярных, но исполнительски сложных романсов. Это очень личное произведение; не случайно в последующие годы Метнер неоднократно мысленно возвращался к нему. Вспомним: мечтая показать «Бессонницу» Э. К. Метнеру, он подчеркнул, что поведал в ней о том «что часто переживалось за последнее время» (цитированное письмо от 7/20.VI. 1920).
Выбор этого стихотворения Тютчева уже говорит о многом. Поэт выразил в нем свои раздумья о жизни, о судьбе уходящих и грядущих поколений. Год создания романса — 1918: гражданская война, разруха, гибель старого мира и пока еще непонятный и неизвестный новый мир — все это вдохновило Метнера на создание глубоко искреннего произведения.
Мелодия — одна из самых русских — спокойно развивается на фоне остинатной фигуры в фортепианной партии, изображающей мерный бой часов. Она и зарождается из самого звучания «боя» (из звука ми-бемоль). Первая фраза — еще не пение, это мысли «про себя», вызванные безнадежной скорбью:
Часов однообразный бой,
Томительная ночи повесть!
Язык для них равно чужой
И внятный каждому, как совесть!
Смятение, отчаяние, которыми должен здесь полниться певец, выражается в тесситурных трудностях: кульминация дана композитором на переходных нотах (тт. 21—23, 28—30, 32—35), причем необходимо выполнить достаточно подробные указания на градации звучания, например, на словах «И наша жизнь стоит пред нами, как призрак, на краю земли» — их четыре у вокалиста, но он еще должен соразмеряться с многочисленными штрихами у пианиста.