Дома было как на кладбище.
Мне разрешили всю оставшуюся неделю не ходить в школу, что я воспринял с облегчением, поскольку у меня появилась поразительная привычка реветь без предупреждения. Конечно, я плакал из-за тети Линды, но потом еще разрыдался из-за рекламы приюта для собак по телевизору, захныкал, потому что понял, что пропущу контрольную по математике в четверг (хотя я ненавидел математику), и рыдал минут двадцать, когда пил утром апельсиновый сок. Тогда я подумал о том, как святой Николай раздавал апельсины бедным детям, а у некоторых людей никогда не бывает апельсинов, а я всю свою жизнь воспринимал их как должное.
Но горевал не только я. Мама теперь лила слезы большую часть дня. У нее довольно быстро сошла на нет первоначальная, чересчур оптимистичная реакция. Мне не нравилось видеть, как она плачет, но это меньше выбивало из колеи, чем ее неестественно громкий смех в первый день.
Папа был не такой любитель поплакать, но он ни разу не улыбнулся. Мы мрачно пережили подготовку к похоронам и саму церемонию прощания в пятницу, а потом продолжили жить своей жизнью, пытаясь понять, как это вообще должно выглядеть.
Для моих родителей, по крайней мере, все свелось к тому, чтобы как можно больше помогать дяде Рою и племянникам. Наступило воскресенье, и это означало, что у нас дома будет готовиться суп, лазанья и запеканка на целую армию, чтобы дядя потом поставил готовую еду в холодильник и разогрел, когда потребуется.
– Олли, можешь заполнить оставшиеся контейнеры? – спросила мать.
Ее одежда оказалась перепачкана брызгами от томатного соуса, возле брови красовалась отметина от расправленного сыра, а один из рукавов был закатан как попало. Мамины глаза опухли: с утра она то и дело плакала, а волосы не мыла уже несколько дней, поэтому она собрала их в неряшливый пучок.
– Конечно.
Я подменил ее и начал перекладывать запеканку в контейнеры разных размеров.
– Может, ты отдохнешь минутку наверху, пока мы приводим кухню в порядок?
Она нерешительно замерла, и папа, войдя на кухню, замахал руками.
– Ты услышала приказ. Мы сами разберемся.
Она молча кивнула и исчезла, оставив нас одних на кухне.
Отец начал загружать посудомоечную машину.
– Спасибо, что ты так по-чемпионски помогаешь нам, Олли.
– Без проблем.
– Ты целый год был чемпионом.
Я оглянулся через плечо. Он согнут над посудомойкой, пряча лицо, но его голос прозвучал слишком сдавленно.