– Поднимите его! – прохрипел матрос.
Те же хлопчики, что удерживали Марику, бросились ко мне, без лишних церемоний заломили руки за спину и подтащили к главному. Тот пристально осмотрел меня с ног до головы, словно сканируя до самых костей, уперся ладонью в колено, выставляя напоказ татуировку «Л Ё Х А» на пальцах правой руки, и слегка подался вперед.
– У тебя есть два варианта, гнида. – Он циркнул слюной сквозь зубы, метя в костер. – Рассказать мне все, что знаешь, и, возможно, остаться в живых или проорать заздравную Гитлеру и сдохнуть, как твой солдат. Выбирай.
– Нет, это ты выбирай, – ответил я на русском с добавлением матерного словца. У матросика глаза стали по пятаку, а челюсть отвисла чуть ли не до земли. – Или приказываешь отпустить меня и приносишь извинения полковнику советской разведки, или будешь иметь дело с орлами товарища Сталина. Они тебя, Алёшенька, – сказал я на манер Высоцкого в роли Глеба Жеглова, – из-под земли достанут и передадут свинцовый привет прямо в тупую башку. Считаю до трех, два уже было. Ну!
– Отпустите! – глухим голосом велел командир местного интернационала.
Его помощники быстро выполнили приказ. Я выпрямился, потирая правое запястье: после медвежьей хватки широкоплечего прибалта на коже отпечатались синюшные следы. Моряк смотрел на меня, чуть сощурив глаза чайного цвета. На лице отражалась противоречивая гамма эмоций: от недоверия до любопытства. Я решил не тянуть кота за хвост и сразу перешел в наступление:
– Что, Алексей, Алёшенька, сынок, не ожидал здесь увидеть советского разведчика? Думал, один такой в тылу врага, да? Ошибаешься. На самом деле таких, как ты, много, только настоящие трудяги невидимого фронта не лезут на рожон, а работают по-тихому. Ты вообще соображал, что делаешь, когда брал в плен штандартенфюрера СС?
– Так я, это, не думал…
– Не думал он! – рявкнул я и посмотрел по сторонам в поисках чего-то похожего на стул. – Я так и буду стоять или твои гаврики постараются для гостя?
Морячок мотнул головой. Парень, в серых брюках, черном пальто с накладными карманами и черной же вязаной шапочке, вскочил на ноги, выхватил из-под себя пустой снарядный ящик и с грохотом опустил за моей спиной.
Я обратил внимание на его руки в гловелеттах из рваных трикотажных перчаток – ногти на восьми пальцах из десяти жестоко вырваны с корнем, – благодарно кивнул и заскрипел импровизированным стулом. Немного повозился в поисках удобного положения, уперся ладонями в колени и вперил тяжелый взгляд в Лёхину переносицу.
– Ну так что, Алёшенька? Так и будем в молчанку играть или ты мне объяснишь мотивы своего поступка?