Потратив на сон меньше пяти часов, я с удвоенной энергией взялся за дело. Разжиться провиантом, оружием и боеприпасами не составило труда. Правда, для этого снова пришлось вернуться в горы. Передо мной, как перед любимчиком Гитлера, открывались любые двери. В комендатуре маленького городка в баварских Альпах мне выдали со склада три десятка ящиков с патронами, три кофра с похожими на колотушки ручными гранатами М-24 и с полсотни машинен-пистолей модификации 1940 года, известные в народе как МП-40, или «шмайссер». Хотя последнее название не имеет никакого отношения к этому произведению немецких оружейников.
Еще я прибрал к рукам захваченные в Северной Африке базуки. Они оказались здесь по ошибке, и военный комендант попросту не знал, что с ними делать. Я выпросил «образцы секретного оружия» под предлогом исследования и для попытки создать нечто подобное в лабораториях фабрики и приказал положить к остальному грузу, куда кроме вооружения входили коробки с тушенкой, галетами и рыбными консервами. Комендант собирался отправить со мной несколько канистр спирта, но я отказался, сказав, что у нас этого добра и так навалом.
С Алексеем и его ребятами я заранее обговорил место, примерное время доставки и строго-настрого наказал не высовываться из укрытия, пока немцы не разгрузят машину и не скроются за поворотом горного серпантина. Оставался, конечно, риск, что какая-нибудь мелочь помешает исполнить задуманное, но я надеялся на провидение, и оно – спасибо ему – не подвело. Пустой грузовик с парой солдат вернулся, как по расписанию. Сказали храбрые баварские парни, что управятся за три часа, так оно и вышло. Хоть бы на минуту опоздали: мало ли там отлить захотелось, ну или еще какая причина нашлась – так нет же! Я прямо-таки позавидовал немецкой пунктуальности.
Выслушав рапорт обершутце, я дождался, когда тот выйдет за дверь, встал из-за стола, сжал пухлую руку коменданта в своей ладони и поблагодарил за отличную работу. Заливаясь соловьем, я расхваливал майора за непревзойденные организаторские способности. Поросячьи глазки немца стали маслеными, пухлое лицо расплылось в довольной улыбке, а я продолжал лить воду на мельницу его тщеславия. Наконец поток моего красноречия иссяк. Пообещав непременно доложить фюреру о том, какие люди служат во славу Германии, я крикнул: «Хайль Гитлер!» – и твердым шагом покинул кабинет.
Остаток этого и два следующих дня я провел с партизанами под предлогом проверки, как идет реализация моего плана. На самом деле у меня была другая причина: из Берлина я захватил кое-какие вещи баронессы – она с моей возлюбленной была одного роста и комплекции – и хотел свозить девушку в маленький городок у подножия Альп.