Наконец мама приходит. В доме темно, тетя уже спит или делает вид. Я тоже лежу на диване в проходной комнате и не обнаруживаю себя. Мама проходит на кухню, ставит чайник, слышно, как она хлопает дверью холодильника. Я так рада, что она вернулась, что моментально расслабляюсь и засыпаю. Но иногда мне хочется, чтобы она меня обняла. Тогда я некоторое время лежу, размышляя, под каким предлогом появиться на кухне. Если сказать, что я проголодалась, она наверняка не рассердится. Я выскальзываю из-под одеяла и тихонько, на цыпочках, проскальзываю в кухню.
– Лизон, ты чего? – спрашивает мама, а я всматриваюсь в нее, стараясь понять, пришлось ли ей плакать, защищаться, нет ли у нее на руках синяков… – Голодная? Небось, не ужинала без меня? Я киваю, а мама достает из холодильника котлету, сыр, огурцы или помидоры, лезет в полочку за хлебом – так ешь, разогревать ничего не буду.
За окном ночь, в открытую форточку тянет свежим воздухом, мы сидим с мамой на бабушкиной маленькой кухоньке, едим холодные котлеты. Мама молчит, иногда целует меня в макушку. В двух кварталах от нас мой отец-алкоголик лежит на диване нашей квартиры в пьяном беспамятстве. Я ем холодные котлеты, на душе у меня мир и покой, все живы, я почти счастлива.
Если подумать, это чудовищно: чувствовать себя спокойной и счастливой в такой тяжелый для семьи момент. Но было именно так, да. Я была спокойная и счастливая в тот ночной час, когда мы с мамой на кухне ели холодные котлеты. В это время ко мне возвращалась мама из моего детства – мягкая, теплая и любящая. Она смотрит на меня усталыми глазами, гладит по голове и целует в макушку, она не спрашивает меня тревожно, сделала ли я уроки, или почему я такая мрачная, или почему посуда не помыта, или почему я бросила ботинки посередине прихожей, или почему я такая инертная и когда же я повзрослею… В этот час она просто рядом со мной, и совсем неважно, разговариваем мы или молчим.
Я ухожу спать почти счастливая и засыпаю спокойным, глубоким, детским сном.
Запой кончается, и мы возвращаемся домой. Пару дней меня никто не дергает. Маме не до меня, она выразительно и красноречиво молчит, всем своим видом показывая отцу, какое он чудовище и как он ее истязает всю жизнь. Отец еще выглядит слабым и виноватым… Привычное напряжение пронизывает дом как туго и тонко натянутые провода или даже струны, когда одно неосторожное движение – и все зазвучит, заскрипит или завоет, все придет в движение, тишина прервется и начнется скандал, ор, поток взаимных обвинений… Мне кажется, я даже вижу эти провода и струны, я очень стараюсь быть аккуратной, осторожной. Ухожу в школу пораньше, возвращаюсь незаметно и сразу убегаю в студию, на репетицию, к подружке – куда-нибудь. Но все это работает плохо: в какой-то момент отец или мать обнаруживают меня и мою диету: «Ты опять ничего не ешь». «Сколько можно себя морить голодом, все равно природу не обманешь». – «Это все ты со своим фитнесом». – «Из-за твоего пьянства я не могу контролировать дочь»… Я снова реву у себя в комнате.