В голове предостерегающе зазвучал голос лесного деда:
«Что выберешь, оборотень: смерть или шанс на благополучный исход?»
Лизетта закрыла глаза, призывая себя сохранять спокойствие. Нельзя копытом в лоб. Как и в другие части тела. Узнает герцог Винзур, выставит вон. Даже приказ императора не поможет. А им с муженьком надобно тут оставаться. Иначе плакал шанс на упомянутый «благополучный исход». А первый вариант ей ну никак не подходит.
Рыжая нахалка вновь появилась в поле зрения минут через пятнадцать. С шальной улыбкой на губах. Видно, примерка чужих украшений доставила немало удовольствия. Постояла, задумчиво глядя на лосиху. Пальчики нервно теребили прядь волос.
— Интересно, зачем эта дура провинциальная тебя сюда притащила? Ты, понятное дело, смирная зверушка, но в чем смысл?
Лизетта явственно представила, как из ушей повалил дым. Черный дым!
Это она-то смирная?!
Стоп! Провинциальная дура?! Ну, держись, рыжая!
Девчонка, не подозревая о готовящейся расправе, шагнула к спальне Огонька. Рывком распахнула дверь и…
От грохота и последующего за ним вопля заложило уши. Лизетта даже на расстоянии ощутила волну жара. А незваной гостье досталось основательно. Причитая и ревя навзрыд, она терла покрывшееся сажей лицо, но лишь размазывала черноту. Волосы стояли дыбом. Не рыжие. Вовсе нет. Темно-серые, с налетом пепла. Столкнешься с таким «чудищем», нервный тик заработаешь. Или заикание.
— Ты еще кто? — на пороге злосчастной спальни появилась Огонёк, сложив руки на груди.
Но вместо ответа получила лишь горестное «Уууууууууу…»
— Кто тебя просил дверь открывать, а? Весь обряд испортила! — девчонка назидательно покачала головой и повернулась к Лизетте. — А ты почему не помешала?
— Дык я это… — выдала та, забывшись, и добилась оглушительного визга горничной.
Еще бы! Где это видано, чтоб лосихи по-человечьи разговаривали?
— Ма-а-а-ама! — взвыла рыжая нахалка и ринулась к выходу.
Но и тут приключился казус. В виде очень «вовремя» вернувшегося Гастона. Поднос, что он держал в руках, со звоном приземлился на пол. А с ним и столь желанный завтрак-обед. Лизетте только и осталось с тоской взирать на стекающие по стене ручейки молока и соуса, пока муженек чертил в воздухе защитные знаки и судорожно повторял:
— Свят, свят, свят…
* * *
Задержался Гастон неспроста. По пути на кухню его останавливал каждый встречный, желая знать, каково жить со страшной, как все на свете черти, женушкой. Он только диву давался: откуда все так быстро узнали о женитьбе, а, главное, с чего вдруг приписали Лизетте уродство. Оказалось, Теодор постарался — старший братец светлости. Разболтал всему замку о «глупой ошибке» Гастона. Мол, решил выкрасть богатую наследницу, да перепутал замки и умыкнул дурнушку, которую родня подальше от людских глаз держала, дабы никого не пугать.