Они смеялись. Все асы и ваны, насколько я мог судить, смеялись, когда Брок использовал свое шило, чтобы продырявить мои губы. Я кричал от боли и ярости, по крайней мере, до тех пор, пока толстая кожа не стянула мои губы вместе. И все смеялись.
А до этого я был просто красавцем. Конечно, я не был невинен. Никто с моим детством никогда не мог претендовать на невинность. Но я был красив, по-настоящему красив, даже без всяких иллюзий.
И я был глупцом. Наивным и полным надежд. Я действительно думал, что став парабатаем с Одином, я действительно стал один из асов.
Эти шрамы на моих губах изменили все. Как только Брок закончил свою кровавую работу и сам перерезал веревку, я отправился домой, хотя боль была такой сильной, что я почти терял сознание. Затем я разрушил элегантный дворец, который строил для себя в Асгарде. На его месте я построил приземистую, уродливую однокомнатную лачугу, которую стал называть домом на следующую тысячу лет. И я оставался там, работая над своими иллюзиями, пока мои губы медленно заживали, пока я снова не стал похож на себя. Пока я не научился улыбаться, пить и трахаться, и никто никогда не знал, что скрывается под моим прекрасным лицом.
— Мне очень жаль, — сказал я. Мой голос был напряжен, мне пришлось прочистить горло, прежде чем я смог продолжить. — Ты, наверное, хотела красивого мужа.
И это заявление даже близко не касалось многих событий, из-за которых я уже подвел ее как муж.
— О! — воскликнула Сигюн.
Наконец я открыл глаза, готовясь к неизбежному отвращению, которое увижу в глазах своей новой жены. Наполненная паром комната медленно обретала очертания. Сигюн стояла передо мной, ее лицо было открыто, как цветок, но мне потребовалось много времени, чтобы понять ее выражение. Оно было так далеко от того, что я ожидал. Глаза Сигюн блестели от слез, но она улыбалась. На мгновение мне вспомнилась Аня, это воспоминание принесло одновременно боль и странное чувство комфорта.
— Но ты же красив, — сказала она. Ее голос прозвучал хрипло, едва ли громче шепота.
Я улыбнулась этой нежной лжи.
— Можно мне прикоснуться к тебе? — спросила она.
У меня перехватило дыхание, когда я попытался ответить. Эта сука Ангрбода связала меня, чтобы использовать в качестве жеребца, но моя собственная жена просила разрешения, прежде чем прикоснуться ко мне.
— Пожалуйста, — сказал я.
Я снова закрыл глаза, когда она потянулась ко мне. Ее рука прижалась к моей щеке, но потом заколебалась. Прикосновение Сигюн было мягким, почти робким, но без моих иллюзий кожа была болезненно чувствительной. Я чувствовал себя обнаженным. Уязвимым. Мой член был повсюду в Девяти мирах, но я не мог вспомнить, когда в последний раз чувствовал себя таким голым.