Вэл не понимала, сколько прошло времени с того момента, как Раза покинул ее камеру, — день, два или даже больше. Время стерло свои границы, превратившись в смазанное пятно. В темнице всегда горели тусклые коптящие светильники, иногда открывалась дверь, и стражник оставлял на полу покореженную металлическую миску.
Вэл с трудом припоминала, что даже пыталась есть бурду, которая здесь называлась едой: вязкая холодная каша с кусками старого хлеба, больше похожая на чьи-то объедки.
На псарне собак кормили лучше.
Ненормально веселый смешок сорвался с губ.
Раш остался в доме Раза. Хотелось верить, что о нем позаботятся и не избавятся, как от ненужной вещи.
В груди тоскливо заныло.
Может быть, Дэни заберет его, не позволив выкинуть собаку на улицу.
Шагая по длинным извилистым коридорам, Вэл задавала себе один и тот же вопрос — с позволения ли наместника действовал Зен?
Это был самый главный вопрос, ответ на который пока скрывался во мраке слабо освещенных тюремных помещений.
Вели ее долго, то и дело подгоняя увесистыми тычками в спину. Она помалкивала, понимая, что любые возражения будут лишними, получить оплеуху или что еще хуже не было никакого желания. Страха она не испытывала, невольно задумавшись о том пути, который преодолел Раза, прежде чем на его лице прочно закрепилась маска уверенного равнодушия.
Вэл ощущала полное безразличие ко всему происходящему. Пустота выела душу, оставив за собой сплошную черноту.
Не неверие Раза отравляло душу, не понимание, что в этот раз сломанной рукой, судя по всему, уже не отделаться.
Вэл не могла принять предательство Шейна.
Даже не могла назвать это предательством. Она вообще не могла дать произошедшему какое-либо определение.
Она вспоминала их последний разговор, прокручивала в голове каждую фразу — и не верила.
Возвращалась мыслями ранее, вспоминала редкие прикосновения и взгляды, которые были красноречивее любых слов, — и не верила.
Вэл представляла, как Шейн рассказывал обо всем Раза, понимая, что тем самым подписывает приговор своей — подруге? любовнице? любимой? — и не верила.
Неужели все, что происходило между ними, все чувства, которые казались искренними и честными, все слова, которые они озвучили друг другу, — все это было искусной ложью?
Вэл не находила причин, побудивших волка сделать такой ход. Шейн не мог не понимать, что волна гнева Раза захлестнет и его, не пощадит, несмотря на признание. Значит, Шейн чувствовал себя уверенно, как и в далеком, почти уже стершемся, прошлом, когда почти не скрывал свои чувства к чужой Второй, невзирая на черного баргеста. Тогда за спиной волка стояла его стая. А кто стоял за его спиной сейчас?