- Да?
- Как узнали, что он освободился из колонии?
- Олег не скрывал от меня. Сказал, что ошибся, что так ошибаться можно только однажды, и у нас все ладилось...
Это слово "ладилось" вырвалось у нее, наверное, случайно, но оно лучше всего определяло характер отношений между Галиной Микитовной и Пашкевичем.
В управлении мы успели ознакомиться с протоколом опроса соседей Коцко и знали, что жизнь у нее не сложилась: прожила с первым мужем лишь несколько месяцев, и вот уже под сорок наконец улыбнулось счастье. Этот нахал задурил ей голову, а много ли надо женщине, когда кажется, уже ничего ей не светит?
- А как попал к вам Григорий Жук? - спросил Дробаха.
- Друг Олега. Он приехал на несколько дней, потом отправились в Киев. Олег должен был помочь ему в каком-то деле. Когда вернулись, я поехала в командировку в Днепропетровск. Олег попросил, чтобы Григорий пожил до моего возвращения, а позавчера устроили прощальный ужин. Все было так хорошо. Григорий, правда, несколько перебрал... - Коцко нервно скомкала одеяло, и я понял, что ей стало плохо.
Дробаха тоже заметил это, нагнулся над койкой и сочувственно сказал:
- Извините нас, пожалуйста.
Лицо Галины Микитовны сразу как-то посерело, она вымученно улыбнулась.
- Он был таким веселым и милым, а сам... - Она не договорила и только слабо махнула рукой.
Врач, сидевший с противоположной стороны койки, сделал знак, что разговор надо кончать, и мы вышли из палаты. Кольцов нетерпеливо шагнул нам навстречу, и Дробаха не стал испытывать его терпения.
- Пашкевич? - лаконично спросил он. - Олег Владимирович Пашкевич?
Саша задумался лишь на несколько секунд.
- Аферист, - уверенно ответил он. - Жулик и аферист с размахом. Отсидел десять лет. Наш, местный, криворожский...
Меня все же не оставляли сомнения.
- Жулики редко идут на мокрое дело. Что-то я не припомню...
- Не забывайте о Жуке, - вставил Дробаха, - который в Киеве назвался Василем. Но как он стакнулся с Пашкевичем?
Ответ на этот вопрос мы получили буквально через несколько часов. Оказалось, что Пашкевич с Медведем отбывали наказание в одной колонии. И еще выяснилось, что в Кривом Роге живет двоюродная сестра Пашкевича: они вместе жили до его заключения.
После обеда мы собрались на небольшое совещание. Дробаха, Кольцов и я, - Иван Яковлевич решил, что Доценко мало поможет нам. В конце концов, он был прав, и начальник управления согласился с ним.
У сытого Дробахи был умиротворенный вид, он реже дышал на кончики пальцев, скрестил руки на груди, откинувшись на спинку стула. Начал, подмигнув нам: