Сам монастырь оживал. Помаленьку незваные гости пришли в себя и занялись увлекательным делом: одни вытаскивали из собора иконы в тяжеленных серебряных окладах, разрубали их на части и делили добычу. Другие щипцами выдирали алмазы и изумруды из венцов, риз и напрестольных крестов. Изнутри храма слышались глухие удары кирок о камни, это в поисках драгоценностей вскрывались богатые усыпальницы под церковью. Вскоре к куче свежих покойников прибавились истлевшие кости, вышвырнутые из собственных могил.
Очень скоро выяснилось, что запасов еды в Москве почти нет. Французские фуражирные команды заглядывали даже в монастырь, но были прогнаны союзниками, которые сами подметали по сусекам последнюю муку пополам с пылью. Эйфория первого дня улетучилась. Грызть скатный жемчуг ляхи не могли, а все мало-мальски годившееся в пищу было либо конфисковано французскими отрядами, рыскавшими по городу, либо сгорело. Пожар так и не удалось потушить, целые слободы пылали, пропитав воздух стойким запахом гари. Черные хлопья долетали из-за стены и кружились по двору.
Между тем пленные роптали. И гул их голосов становился все громче. Правда, иные так ослабели, что уже не могли встать, но это не мешало им стенать и посылать проклятья:
– Накормите нас, или расстреляйте! Выберите что-то одно! – доносилось с монастырского кладбища.
Эти звуки в купе с недовольным ропотом собственных солдат в конец разозлили генерала Малаховского. С каждым днем буйная ватага соплеменников все меньше походила на воинское подразделение. Они огрызались, не слушали приказов и нагло отвечали страшим по званию. Когда на простенькую просьбу закрыть ворота, чтобы с улицы не забегали чужаки, полковник Вельсович услышал от лейтенанта Сабесского: «Срать я хотел на твои требования! Литвин поганый! Почему я должен тебе подчиняться? Наш род ведется от королей!» – стало ясно, что «золотая вольность» торжествует во всей красе.
Малаховский решил убить двух зайцев одним выстрелом. Во-первых, избавиться от пленных: все равно их нечем кормить. А во-вторых, акт устрашения, должен был подействовать и на своих, напомнив о дисциплине. Русские и сами мерли себе потихоньку, из сотни на кладбище ползало еще человек тридцать. Последних выгнали к кирпичной стене, где трупы, сваленные раньше, уже заметно смердели. Саша был даже рад, что все закончилось. Чего, спрашивается, тянули?
Взвод поляков выстроился напротив. В это время в так и не закрытых воротах появился всадник. Он был в драгунской форме, и Саша узнал мельком виденного на Арбате полковника Ожеро.