В центре зала стоял огромный круглый стол, накрытый черной скатертью. На нем на подставке в виде золотой усеченной пирамиды лежал хрустальный шар. Знаком гостям предложили рассаживаться, чередуясь мужчина с дамой. Лиза оказалась между Воронцовым и Бенкендорфом, а Катя между Шуркой и Орловым. Послушницы внесли три семисвечника и установили их в глубоких нишах стен, так что света почти не прибавилось. Трепетное пламя озаряло не столько комнату, сколько мраморные полукруглые нефы. В торжественном и мрачном молчании посетители заняли свои места.
По мановению руки баронессы ее помощницы запели латинский гимн. Некоторые из гостей, вероятно, католики, подтянули. У самой «сестры Юлии» оказался сильный, но низкий баритон ближе к басу. Неугомонный Шурка наклонился к другу и шепнул:
– С таким голосиной хорошо изображать в цирке бородатую женщину.
На что Михаил одними губами ответил:
– Куда ты нас привел? Черт тебя дери, ей-богу…
– А чего? Потешно.
Лиза шикнула на них, и они замолчали. Под неодобрительными взглядами остальных собравшихся молодые люди уселись за стол, и баронесса приказала всем взяться за руки. Сама она как бы замыкала на себе цепь. Ее белые персты покоились на ладонях соседей, чрезвычайно гордых такой честью. Голова Сивиллы была опущена долу, веки полуприкрыты.
– «Третий Ангел вылил чашу свою в реки и источники вод: и сделалась кровь, – провозгласила она. – И услышал я Ангела вод, который говорил: праведен Ты, Господи, который еси и был, и свят, потому что так судил. За то, что они пролили кровь святых и пророков, Ты дал им пить кровь: они достойны того…»
Михаил понял, что Крюденер цитирует «Апокалипсис». Ничего особенного в этом не было, но низкий, проникновенный голос баронессы захватывал помимо воли, заставляя человека живо воображать услышанное.
– «И освобождены были четыре Ангела, приготовленные на час и день, и месяц, и год, для того, чтобы умертвить третью часть людей. Число конного войска было две тьмы тем; и я слышал число его. Так видел я в видении коней и на них всадников, которые имели на себе брони огненные, гиацинтовые и серные; головы у коней – как головы у львов, и изо рта их выходил огонь, дым и сера, а хвосты их были подобны змеям и имели головы. И от этих трех язв умерла третья часть людей. Прочие же люди не раскаялись в убийствах своих, ни в чародействах своих, ни в блудодеянии своем, ни в воровстве своем».
Граф почувствовал, что его ладони становятся влажными, а по спине пробегают мурашки. Хотя он читал «Откровение», но никогда не испытывал такого давящего чувства тоски, которое разливалось от глухого, вибрирующего голоса пророчицы. По здравому рассуждению, Михаил мог бы даже сказать, что вещунья переставляет куски, выбирая пострашнее, но думать об этом не хотелось. Хотелось слушать…