В прошлом российская подданная, а ныне хозяйка модного мистического салона, она вещала о конце света, Армагеддоне, гибели тронов и восстании рабов по всему свету. Михаил был у нее. Один раз. И ему не понравилось. Впрочем, тогда он лишь сопровождал генерал-адъютанта Павла Киселева, которому пророчица передавала письмо для императора. Тому тоже было не по себе, хотя новоявленная Пифия не сидела на треножнике и не впадала в транс. Все же оба почувствовали себя лучше, когда вновь оказались на улице.
Между тем кареты уже подъехали к дому, возле которого теснилось немало изящных ландо, повозок и экипажей. Баронесса Крюденер пользовалась популярностью. Судя по разговорам кучеров, в основном у русской публики. Генералы помогли дамам спуститься на землю и вслед за другими посетителями вступили в просторный мраморный вестибюль. «А она неплохо устроилась», – подумал Михаил. В его прошлый визит здесь было еще довольно голо. Теперь оттертые от республиканской краски стены засияли дубовыми панелями. На лестнице лежал ковер, перехваченный блестящими медными спицами. Пейзажи в золоченых рамах и светильники с хрустальными ножками создавали ощущение богатой светской гостиной. Окружающая роскошь почему-то раздражала графа. От Киселева он знал, что государь посылает «сестре Юлии» деньги. «Лучше б на инвалидный дом подал!» Воронцов усилием воли сдержал досаду. Но осадок остался.
На втором этаже вместо церемонного дворецкого гостей встречали две девушки в длинных серых – монашеских? – хламидах с капюшонами, накинутыми на головы. Послушницы были босы. Их «власяницы», подпоясанные толстыми кручеными веревками, символизировали смирение, тогда как длинные разрезы на бедрах открывали любопытному глазу куда больше, чем следовало. Нимфы приветливо указывали посетителям путь в глубь анфилады комнат – полутемных, с зашторенными окнами. Там горели свечи, выхватывая из мрака лишь узкую дорожку к круглому купольному залу, где, судя по доносившимся голосам, находилась сама хозяйка. За стенами играла музыка. Тихо и торжественно кто-то невидимый исполнял Баха, настраивая пришедших на мысли о вечном.
Притихшие и оробевшие барышни Раевские держали Лизу за руки. Только шустрая Катенька в полумгле завладела-таки ладонью Мишеля Орлова, и тот, лелея хрупкое счастье, совершенно сомлел. Вскоре все вместе вступили в купольный зал – некое подобие пантеона – и узрели наконец хозяйку. Это была упитанная дамочка сильно за пятьдесят, облаченная в черное одеяние наподобие католической монахини, с тяжеленным наперсным крестом. Ее голову покрывал чепец с белым подбоем и свободным хвостом, спадавшим на спину. Ничего примечательного в лице «сестры Юлии» не было. Она благосклонно кивнула Михаилу, как старому знакомому, хотя видела его лишь однажды и то мельком. Это неприятно поразило Воронцова. Он предпочел бы остаться незамеченным. Но у Сивиллы была, вероятно, отличная память на лица. Зато Лиза ей сразу не понравилась. Крюденер сдвинула тонко выщипанные брови и насупилась, издав горлом какой-то булькающий звук. Но не произнесла ни слова.