– Им стыдно, – сказал он, подходя поближе к Фабру и намереваясь поднять его с насыпи.
– Но могли бы, по крайней мере, помочь. Хоть пожрать предложить, – простонал тот. – И растолкуйте мне, ваше сиятельство, почему за четверть века не закопать людей? Как они жили вокруг этих костей? – Фабр вдруг так громко шмыгнул носом, что Воронцов понял: тот давно плачет, только из-за пота на лице вода, текущая из глаз, незаметна.
– Вижу, ты тут два дня ешь одну водку, – сказал граф. – Поедем-ка отсюда. В Мобеже и помоешься, и поплачешь, как положено. И кости с собой бери. Незачем здесь сидеть.
– А дедушка? – жалобно простонал Алекс, внутренне уже согласный с тем, чтобы его увели.
– Вот с дедушкой не знаю, – вздохнул Михаил. – Может, в другой раз?
– В другой раз, – послушно повторил полковник, увязывая свой плащ, и стараясь ровно шагать рядом с Воронцовым. – Ваше сиятельство, я очень хочу домой.
– Мы и едем… – не понял сначала граф.
– Нет, домой, – настойчиво повторил Алекс и снова шмыгнул. – Здесь люди все какие-то… Вы думаете, у нас могли бы так… чтобы свиньи и собаки кости растаскивали?
– У нас, Алекс, еще и не так могут, – сурово возразил Воронцов. – Вы сами много раз говорили, наш народ грубый. При батюшке была Пугачевщина. Он рассказывал. Всякое творили.
– Но после-то? После. Когда все успокоилось, – возразил Фабр. – Когда уже мирное житье. Неужели нельзя помочь человеку искать родных? Не принести крынку молока? Не предложить ночлег? Вы меня никогда не уверите, что у нас такое возможно.
«Дурак ты, дурак, – вздохнул Михаил. – Прикипел к России. Думаешь, она добрая. А она разная».
Они, как шесть лет назад, вдвоем взгромоздились на лошадь и ехали до ближайшего леска, где их ожидали казаки. Там Алекс пересел на заводную и, прижимая к себе узел из плаща, тронулся вместе со всеми в путь.
– Когда вернемся, – сказал ему граф, – напишете сами себе выговор. Я его подпишу.
Глава 10. Худшие люди на свете
Париж
Единственный, кому и слова не сказали по поводу сеанса у Крюденер, был Шурка. Как с гуся вода! Возмущение командующего не имело границ. Просто удивительно, как Бенкендорфу сходит с рук то, за что другому – голова с плеч! Михаил Семенович еле сдерживался. Но все же сдерживался, ибо хваленое британское хладнокровие являло в его лице одного из самых преданных адептов.
Исполняя взятые на себя обязательства, он отправился к Веллингтону в воскресенье утром испросить разрешение на прогулку в Версаль. Воронцов заранее знал, что ему не откажут, и пребывал в прекрасном расположении духа. Людовик XVIII обитал во дворце Тюильри, окруженный садами и рощами. А прекрасный парадиз Короля Солнце вновь стал загородной резиденцией. Вход туда был открыт не всякому. Но командующий русским оккупационным корпусом – далеко не всякий.