Капитан ненадолго отошел. В это время несколько парижан заспорили с солдатом, державшим его лошадь. От громких криков животное шарахнулось в сторону, толкнув пару зевак. Вернувшийся офицер был обруган чернью, грозившейся побить его булыжниками, если пруссаки немедленно не затушат фитили – ходить по мосту страшно. На шум подоспели еще человек тридцать из немецкого пикета и дружно ринулись с пиками на забияк. Они действовали только древками, но напустили на себя такой зверский вид, что прохожие в испуге подались назад. Отогнав смутьянов, пруссаки вытянули за руки из толпы человек шесть самых задиристых и тут же, без дальних разговоров, распластали их на земле и отхлестали конскими уздечками. При этом парижане требовали полицию или судью, но немцы оставили вражеские крики без внимания.
Пруссаков можно было понять. В Маль-Мазоне недавно убили несколько их солдат. Если виновных не найдут, весь кантон должен будет выплатить контрибуцию. Однако Париж выглядел мирно. В каждом окне – цветы. У каждой двери – кадки с миртовыми деревьями. Михаил отвернулся от немецкого пикета и стал смотреть в другое окно. Все-таки хорошо, что приехал Шурка и познакомил его с порядочным семейством. Теперь Воронцов мог заявить Веллингтону, что желает отвезти своих русских знакомых в Версаль и встретить понимание не только сослуживца, но и светского человека.
Естественно герцог был рад его видеть и, естественно, подписал требуемые бумаги. Он вообще не понимал, почему резиденция закрыта для публики, тогда как при Наполеоне… Впрочем, как и при Людовиках до революции… Дальше тему решили не развивать.
– Вы будете смеяться, Майкл, но я отреставрировал картины. – Герцог повел графа через анфиладу залов, туда, где работали нанятые художники. – Это оказалось чертовски увлекательно. Сначала они вшивают кусочек холста, потом накладывают грунт, восстанавливают красочный слой сообразно манере мазка каждого мастера.
Было видно, что герцога просветили.
– Я уже так привык к этим картинам. Совершенно не хотел отдавать. Правда, не помню, кто что нарисовал, но мне все равно нравится. Особенно фламандцы. Такое большое облачное небо, как у нас на островах.
– Да, – кивнул Михаил, – и в Петербурге. Видели «Каток» Брейгеля? Один в один Нева. Поэтому я и люблю итальянцев. Солнце, виноград, ласковое море. Я хотел бы там жить.
– Один или с соотечественниками? – уточнил герцог.
Воронцов криво усмехнулся.
– Вы правы, Артур, мне трудно без своих.
– Тогда вам придется завоевать Италию.
Граф покачал головой.
– У нас есть южные провинции. Почти неосвоенные. Герцог Ришелье, теперешний первый министр у Людовика, управлял Крымом. Без особого успеха. Но и без жалоб подданных. Впрочем, у нас редко жалуются. До Бога высоко, до царя далеко. – Последнюю фразу Михаил сначала произнес по-русски, а потом перевел. – Такая пословица.