– Тихо, тихо, – успокаивала она его, уже соскользнув на пол. – Не надо ничего говорить. Вы же знаете: я плохая. Мне все можно.
Менее всего он был способен сейчас бдеть за приличиями. Сначала ему стало еще хуже. Потому что горячая боль и горячее же наслаждение слились в один влажный комок. Потом жар начал скапливаться в принципиально иной части тела. Плотное кольцо губ Аграфены, казалось, могло высосать хворь, как яд из раны. В какой-то момент Арсений ощутил, что не справляется с собой, и на пике адских удовольствий отдал ей мучительный жар, распиравший его тело.
– Вуаля! – провозгласила Толстая, откинувшись от него к краю противоположного кресла. – Фейерверк на Неве. Кстати, мы едем по набережной.
Арсений смотрел на спутницу в полном ужасе. Голова, как назло, была совершенно ясной.
– Вам лучше? – Груша смеялась. – Сознайтесь, лучше?
– Аграфена Федоровна, зачем вы все это делаете? – взмолился он. – У вас совести нет. Ведь Пост.
– Очень мило! – надулась спутница. – На себя посмотрите. Сидите со спущенными штанами и учите меня морали. Еще минута – и ваша голова разлетелась бы, как арбуз в тире. Кстати, в Пост положено совершать добрые дела. Вот и приласкайте меня. – Она шустро взобралась ему на колени и стукнула кулачком в стенку.
– Правь к Прачечному мосту. Потом к Верхне-Лебяжьему. Небыстро.
Генерал понял, что фейерверк продолжается. Но не имел сил сопротивляться.
– Сеня, разве можно во всем себе отказывать? – между тем мурлыкала Толстая. – Ведь я вам нравлюсь? Нравлюсь. Я знаю. Ну, пожалуйста, ну я хочу быть вашей любовницей. Обо мне никто никогда так не заботился. Я же не в жены набиваюсь! Никаких обязательств…
Черт возьми, она расшевелила бы мертвого! А Закревский, хоть и стоял на краю могилы, да каждый день откладывал срок заказывать отходную.
– Груша, я с вашим темпераментом в одиночку не справлюсь, – пошутил он при ее повторном радостном: «Вуаля!»
– А я вам исключительных прав не обещаю.
Они катались часа два. От моста к мосту. От сфинкса к грифону. Кучер Главного штаба успел подумать очень многое о господах генералах, их барышнях и использовании служебных карет. Когда он все-таки доставил седоков на Галерную, дама дала на чай целый рубль. Знать, богатая бабенка попалась дежурному генералу. И зачем бы ей такой замухрышка?
Вечером следующего дня Арсений и князь Волконский сидели в кабинете начальника Главного штаба на втором этаже. Было уже так поздно, что малиновая полоса над Зимним сменилась угольной сажей с кое-где рассыпанной солью звезд. Служащие разошлись. И письмоводители, и копиисты, и столоначальники, и повытчики. Только сторожа с колотушками гремели то у одного, то у другого угла здания, окликая друг друга: «Слу-у-ушай!»