Михаил Семенович протянул руки, чтобы принять все это, сграбастал крайне неловко и уставился на мадемуазель Браницкую с нарочитым недружелюбием. Она ведь была из клана врагов. Что за противное семейство!
– Господин граф, – извиняющимся тоном проговорила девушка, – я хочу просить у вас прощения за маму. Не знаю, что на нее нашло. Впервые вижу, чтобы она вот так с едва знакомым человеком… Умоляю вас, только не отказывайтесь продавать имение! Это для нее очень важно.
– Для нее? – не понял Воронцов. – Почему?
Лиза нахмурилась. Было видно, что ей долго, да и неловко рассказывать. Но, принимая во внимание случившееся…
– Видите ли, моя мама очень хозяйственна, – решилась барышня. – Управление поместьями – ее страсть. В свое время она спасла отца от разорения и многократно увеличила семейное состояние. Ее любят крестьяне, да и она их любит. Все это вам неважно. Словом, сейчас ей почти нечего делать. Старшие дети отделены и живут своей жизнью, к тому же они поляки… То, что у нас осталось, – в идеальном порядке. Этой зимой, после смерти батюшки, она сильно болела, собралась даже умирать. Я насилу умолила ее не сдаваться. Внушила ей идею ехать в Париж. Говорила: «Мама, как же ты хочешь уйти, не увидев поверженного Парижа?» Это ей так понравилось, что она приободрилась и уже всем повторяла: «Нет, не уйду, надобно посмотреть Париж…» Ваше имение – дар небесный. Она займется делом, отвлечется от мрачных идей…
«Перестанет меня терзать», – мысленно добавил за собеседницу Воронцов. Графа поразило выражение ее лица, совсем такое же, как бывало у его сестры Катеньки, когда той приходилось извиняться за отца. Благо Семен Романович и в семьдесят не был горазд на выходки. Но все же, все же… Иногда солоно достается детям при стариках.
– Может быть, вашей матушке заняться внуками? – жестко спросил граф.
Лиза вспыхнула.
– Я же говорю, они все поляки. Матушка не готова помириться. Хотя после смерти отца я надеюсь, она наконец примет их и позволит мне заниматься племянниками.
Воронцов внимательно смотрел на нее. Бог весть, откуда у него взялась такая бестактность? Не иначе враг рода человеческого дергал за язык.
– А вам самой не хочется детей?
Лиза еще ниже опустила голову и уперлась глазами в пол.
– Хочется. Кому же не хочется? Но не всем Бог дает.
Она снова напоминала деревенскую барышню. Не ломалась. Не заявляла с наигранным равнодушием: «Я выбрала независимость!» – что в последнее время было модно у британских девиц. Честный вопрос – честный ответ. Мог он после этого не исполнить ее просьбу?
– Хорошо, – протянул Михаил Семенович. – Если ваша матушка сменит гнев на милость и все же решит торговать имение, я сделаю вид, что сегодняшнего разговора не было.