Джил вздрогнула. Но сказала с неожиданной твердостью:
— Тогда вы должны знать, что нам потребуется пройти два раза через ваши владения.
Серые губы гвиллионки растянулись в сдержанной улыбке:
— Я знаю. За третье право прохода я назначу отдельную плату. Если вы вернетесь.
Хастингс вздохнул. Плохо, когда ты чего-то хочешь от фей Другой стороны, но еще хуже, когда они чего-то хотят от тебя.
— А если мы откажемся? — спросил он, скорее потому, что должен был спросить.
— Без моего слова наружу вам дороги не будет. — Гвиллионка улыбнулась: — Но это не самая плохая судьба. Здесь достаточно чудес, чтобы не быть несчастным.
— Нет, — сказала Джил севшим голосом, — мы не останемся.
— Жаль, — каменная княжна покачала головой. — Таким исходом я тоже была бы довольна.
— Что нужно сделать? — устало спросил охотник на фей.
— Это славно, что ты не тянешься попусту за оружием. Я слышала о людях из Байля, и слышала всякое.
Словно отвечая ей, револьвер как-то сам собой ткнулся в бедро Бена. Тот досадливо поморщился. Холодный взгляд княжны гвиллионов стал настороженным.
— Эта земля, быть может, впитала в себя не так много крови, как красное поле, что возле Байль-на-Тара, но испытала достаточно боли. С тех пор, как Королева Ущелий пала, Королю-Ворону едва хватает могущества, чтобы править здесь.
Это было что-то новое. Хастингсу и раньше доводилось слышать о том, что Короли и Королевы Другой стороны — нечто большее, чем правители, но он никогда не интересовался, как и почему. Знал, что некоторые вопросы по эту сторону Границы не стоит задавать без спросу.
— Как получилось, что она пала? — тихо и осторожно спросила Джил.
Каменная княжна грустно улыбнулась ей.
— Вороньи королевы, жены Короля-Ворона, обманули ее из зависти к ее могуществу. Они вынудили Королеву Ущелий сражаться с Индомнахом, чародеем фоморов. Никто не встал на ее сторону. Я, ее дочь, запретила гвиллионам сделать это, потому что не изменилось бы ничего. Только умножилась бы скорбь. За это Королева Ущелий прокляла нас всех.
Она шагнула вперед и разом оказалась прямо в пятне света, в перекрестье бледных лучей. Джил сдавленно охнула, да и самому Хастингсу стоило большого труда удержать себя в руках.
Не было статной красавицы. Было чудовище, оживший камень, поросший космами белесого мха, горбящийся гранитными сколами.
— Вот такие мы при дневном свете поверхности, — пророкотало это создание, широко раскрывая уродливую пасть. Переступило с ноги на ногу, тряхнуло какими-то невообразимыми лохмотьями, обрывками ткани и кусками лишайников, потом, видимо, сполна насладившись чужим страхом, отошло обратно в тень. Гвиллионская красавица в дорогих шелках звонко рассмеялась, но когда она заговорила, голос ее звучал серьезно, даже грустно, пожалуй: