Карандаш бежал по бумаге, выхватывая из белой пустоты лица очертания пустого зала и силуэта гвиллионской княжны, почти человеческого в тени и совсем нечеловеческого там, где на гвиллионку падал безжалостный дневной свет.
— Слушай, — неожиданно сказала она. — А как с именами? Им же не хватит не всех названий камней и минералов.
— Не знаю, — выдохнул Хастингс. Поленце от удара колуна развалилось напополам.
— У любого, кто живет на Другой стороне, бессчетное количество имен и прозвищ, — золотоволосая леди шла к ним по дорожке среди травяного моря, в руках у нее была охапка сорванного кипрея. Сейчас, когда с ее лицо не происходило ничего странного, а седина в волосах была хорошо видна, Джил дала бы ей лет пятьдесят. — Каким из них назваться — дело случая, необходимости или минутного порыва.
Бен Хастингс неловко опустил топор, кашлянул, словно стесняясь, сказал:
— Я тут дров нарубил немного.
— Это славно. У меня три очага, и каждый должен гореть, — она улыбнулась. Джил вспомнила имя — Гвинет. Обычное человеческое имя, в котором вроде бы не должно было быть никаких тайн и никакого волшебства, тогда в лесу почему-то из уст Хастингс прозвучало как заклинание.
— Разговаривать лучше у очага, — продолжила женщина по имени Гвинет. Бен кивнул ей:
— Ага, мы сейчас.
Он с размаху вогнал топор в колоду, начал натягивать футболку. Джил нарочно промедлила, дожидаясь его. И когда хозяйка дома с тремя очага ушла, спросила тихо:
— Кто она, эта твоя леди Гвинет?
— Украденное дитя, — так же тихо отозвался охотник на фей. — Ее забрали в сиды ребенком. Потом она вернулась в мир людей… Тогда и случилось это.
— Это? — переспросила Джил.
— Старость, — Хастингс скривился.
— И ты искал для нее источник молодости?
— Да, но не потому, что меня просили. И не потому что жду чего-то в благодарность. Просто некоторые вещи должны быть сделаны.
Он махнул рукой, давая понять, что сказал все, что собирался сказать, и первым пошел к дому.
Три очага горели ровно и удивительно бездымно. Леди Гвинет устраивала цветы в высокой латунной вазе.
— Для вас тот очаг, что справа, — легко взлетела рука в ореоле широкого рукава. — Там лепешки и травяной отвар. Этот огонь принесли сюда с той стороны Границы, а руки мои — все же руки человеческой женщины, так что вам не будет вреда от этой еды.
— А два других? — Джил села на низкую скамеечку у огня. Бен Хастингс передал ей пшеничную лепешку, одуряюще пахнущую свежим хлебом.
— Тот, который посередине — для народа этих земель. И третий для приходящих из смерти или из Бездны.
От этих слов хозяйки в доме как будто потемнело и стало холоднее. Джил невольно придвинулась ближе к огню и торопливо откусила хлеб, чтобы не спросить еще что-нибудь лишнее.