Премьер-министр его величества Уильям Спенсер Черчилль устало плюхнулся в кресло, верный своему правилу «не надо стоять, если есть возможность сесть». Несколько раз пыхнул сигарой, наслаждаясь ароматом табачного дыма, развалился в кресле, отгоняя недовольство, вызванное тем, что нельзя применить вторую часть правила «не надо сидеть, если есть возможность лечь», а лечь было нельзя, ибо с минуты на минуту в кабинет войдет Энтони Иден, министр иностранных дел, настоящий денди и, как утверждали многие, любимчик премьера.
Насчет «любимчика», конечно, врали! Премьер никого не смог бы назвать любимчиком, если бы кто-то осмелился задать такой вопрос. Однако некоторое благоволение к Идену он испытывал. Ему нравилось наблюдать, как Иден, порой надеясь, что делает это незаметно, бросал взгляды на Черчилля, выискивая признаки одобрения.
Черчилль считал это вполне объяснимым. Во-первых, он старше Идена на двадцать с лишним лет, во-вторых, он гораздо опытнее, а в-третьих, он просто мудрее, несмотря на университетское образование Энтони.
Признавая, что Итон и Оксфорд, стоящие за плечами Идена, сами по себе создают репутацию их бывшему студенту, Черчилль не старался подчеркивать это. Впрочем, и Иден не напоминал об этом ничем, кроме своих энциклопедических познаний. Был еще, правда, обширный дипломатический опыт, но Черчилль считал, что этот опыт, во-первых, накоплен на нижних этажах дипломатического небоскреба, а во-вторых, связан с теми самыми личными знакомствами, вынесенными из тех же Итона и Оксфорда. Следовательно, был убежден Черчилль, этот круг достаточно узок и имеет слабую тенденцию к расширению, однако премьер никогда не демонстрировал свое отношение более, чем необходимо, чтобы держать Идена в напряженном состоянии, которое, как известно, повышает работоспособность.
Сейчас Иден нужен был для того, чтобы в беседе с ним еще раз проверить детали и отточить аргументы для споров с русскими. В том, что пора таких споров близится, Черчилль не сомневался.
На календаре был ноябрь сорок первого года, и господин Гитлер уже почти пять месяцев вел войну против большевиков, войну, которую намеревался окончить за несколько недель.
Поначалу казалось, что война и в самом деле закончится быстро. В первые дни войны Черчилль изучал информацию, которая шла со всех сторон, вглядывался в карту и, вспоминая и польскую кампанию тридцать девятого года, и то, с какой легкостью вермахт осуществил свои замыслы в мае сорокового, фактически раздавив французов и англичан, ощущал пустоту, в которую скоро все рухнет. Было очевидно, что Гитлер не станет загонять русских за Урал прямо сейчас. Он отгонит их на безопасное расстояние, оставит там небольшие гарнизоны, которые будут гарантировать русским беспокойную жизнь, и навалится всей силой на Британию, бедную Британию, которую уже некому будет защитить.