Не надо спешить и высказывать сомнения сейчас. Пройдет всего несколько дней, максимум — недель, и военные придут к нему с признанием своих ошибок. Вот тогда он и выдавит максимум возможного из их покаяний, а сейчас не следует класть принесенную ими информацию в основу решений, имеющих историческое значение!
Это тем более важно, что пришло время обратиться к тем, кто его поддерживает в деловых кругах, и убедить их в том, что с большевиками следует иметь дело, и начать готовиться к этому следует как можно скорее. Скоро всем станет ясно, что война затянулась и, следовательно, русским потребуется многое для ее продолжения. От оружия и снаряжения до мясных консервов и галет. И дать все это должна будет Британия — хранительница традиций и защитница демократии.
Давая это, калькулировал премьер-министр, промышленники смогут создать новые рабочие места — это важно всегда, а сейчас особенно, — и все будут понимать, что сделано все это благодаря ему — Уинстону Спенсеру Черчиллю!
Это тоже важно! Это особенно важно! Это политический капитал, который ляжет в надежный банк и будет лежать, наращивая проценты, до той поры, пока не придет пора устраивать послевоенный мир!
Черчилль уже давно успокоился и совершенно спокойно думал о тех ошибках, которые были допущены после Первой мировой войны. После войны, которая, уничтожив всех главных конкурентов — Россию, Германию и Австрию, дала Британии в руки настолько большие возможности, что их невозможно было упустить!
Но их упустили, и плоды ошибок двадцатилетней давности сегодня падают на землю метрополии германскими бомбами и ракетами.
Следом за рассуждениями о бомбардировках пришли мысли о Сталине.
Черчилль не мог понять, как удалось этому человеку — как говорят, не закончившему даже семинарию, — встать во главе такой страны!
Поддерживая время от времени беседы о большевистской тирании Сталина, Черчилль в глубине души прекрасно понимал, что русский лидер просто применяет самые общие теоретические представления о политической борьбе к реалиям своего государства.
В истории каждой великой страны, каждого великого народа есть страницы жестокие, беспощадные, а то и просто кровавые, и это — неизбежно!
Черчилль вспомнил, как несколько лет назад случайно оказался за столом с каким-то американцем, который постоянно подшучивал над британскими традициями, начиная с пятичасового чая и заканчивая часовыми возле Букингемского дворца.
— Мне всегда было интересно, кто мог бы опасаться этих увальней в дурацких медвежьих шапках? — нарочито громко спросил американец, глядя на Черчилля, до этого молчавшего.