Нет! Черчилль представлял себе все это иначе. Существенно иначе!
Именно это и предстояло обсудить с тем, кого ждал сегодня премьер-министр к обеду.
Человек этот хорошо знал и Россию, и Польшу. Он был лет на десять старше Черчилля и значительную часть своей жизни прожил в Российской империи, будучи чистокровным поляком.
Правда, жил он далеко от своих родных мест, откуда после восстания 1863 года был выслан его отец. Вместе с ним поехала его шестнадцатилетняя невеста, с которой он обвенчался в далеком и невероятно снежном городе. Там, в Сибири, и родился их первенец, который с юных лет много слышал о своей великой, но угнетаемой родине, и полюбил ее задолго до того, как увидел.
Юный Стась долгие годы был единственным собеседником отца, поскольку после него матушка рожала только девочек. Отец радовался каждой новой дочери, но мужские разговоры с девочками считал неуместными. Да, им и двоим было интересно говорить о своей родине и ее великом будущем.
Каждый вечер отец собирал детей и рассказывал о просторах родины и о том, какой великой станет она, сбросив оковы рабства. Матушка сидела в кресле и что-нибудь вышивала.
А потом, когда маменька уводила девочек в их комнату, отец и сын читали романы Генрика Сенкевича. Время от времени отец прерывал чтение и отвечал на вопросы сына.
Стась не получил никакого образования, однако благодаря заботам отца сносно владел несколькими европейскими языками, хорошо знал историю европейских стран и разбирался в искусстве на уровне европейского интеллигента.
В Европе, в Берлине, он оказался только в тридцать лет, и ему в этом повезло. Спустя несколько дней после этого началась война России с Японией. Стась не захотел возвращаться в Россию, а средств у него, по существу, и не было, кроме небольшой суммы, долгое время откладываемой для поездки, может быть, единственной на всю жизнь.
Пришлось искать знакомств в кругах поляков, живущих в Париже. К нему относились в лучшем случае настороженно, а то и попросту враждебно: на родном языке говорит с акцентом, да и вообще — русский.
Так было до одного вечера, который перевернул судьбу Стася, сделав его человеком, стремительно ворвавшимся на авансцену Жизни!
Ужинали в одной эмигрантской семье. Семья была бездетная, поэтому разговоры с самого начала были посвящены одной теме — освобождению Польши.
Центром всех разговоров, а, по сути, единственным, кто имел право голоса, был подтянутый мужчина с пышными усами, говоривший быстро и выражавший свои мысли четко и ясно.
Он говорил о том, что именно Польше, некогда безжалостно разорванной тремя злобными монархиями, суждено стать той страной, которая объединит всех, кто порабощен, и стать во главе движения, которое сделает двадцатый век веком уничтожения рабства и варварства!