– Убейте меня, – произнесла она.
Это был единственный раз, когда она говорила по-человечески. Я в ужасе отдернул руку.
Искра потухла.
Нобута снова дернуло цепь, но и я потянул. Маленький сьельсин приподнялся со стула и отпустил. Ксенобит издал возглас удивления и боли, и меня тут же схватили крепкие руки. Бесцеремонно поставили на землю, и я почувствовал уколы когтей на плечах и руках. Двое подчиненных Аранаты заламывали мне руки за спину. Смайт требовала, чтобы меня отпустили. Один из телохранителей схватил меня за волосы, заставляя смотреть вверх.
Я дернул головой, сопротивляясь. Эти сьельсины были гораздо сильнее ребенка, и вырваться не удалось. Араната стремительно подскочил, нависнув надо мной рогатой тушей. Огромная ручища схватила меня за грудки.
– Извинись! – прошипел князь.
Я не подчинился, лишь сжал за спиной кулаки.
Князь Араната поднял руку, сцепив длинные пальцы у меня на горле:
– Я сказал «извинись».
Я покосился на Нобуту Отиоло. Герольд Оаликомн помогло ребенку сесть, и тот таращился на меня еще более глубокими и темными и такими же безжизненными, как у рабыни, глазами. Я стиснул зубы, понимая, что, извинившись, проиграю спор и потеряю лицо в дебатах.
По всему павильону зажужжали заряжающиеся плазмометы, и я краем глаза заметил, что телохранители Смайт наставили их на Бледных.
Как будто издалека раздался смех Кхарна Сагары.
– Что за фарс! – Его голос сотряс воздух. – Дорогой князь, отпустите лорда Марло. А вы, рыцарь-трибун, прикажите своим опустить оружие. Я не допущу здесь насилия.
Один из глаз Кхарна спикировал ко мне на плечо, уставившись на Аранату с очевидной угрозой. Кхарн встал, придерживая механической рукой золотую мантию. Его губы не шевелились.
– Я сказал – отпустите его!
К моему удивлению, Араната послушался. Когда вождь разжал руку, я едва не потерял равновесие и не упал. Повелитель сьельсинов отступил, глядя на меня свысока с нечитаемым выражением.
– Мне следовало бы тебя убить, – пригрозил он; его эмоции не поддавались определению. – Убью, если снова обидишь моего ребенка.
Я не мог проявить слабину. Не мог извиниться. Вместо этого я шагнул вперед, не сводя глаз с князя. Я ничего не сказал. Этого хватило, чтобы дать понять, что я его не боюсь, несмотря на яростно пульсирующую в ушах кровь. В жизни я совершал много храбрых поступков и еще больше безрассудных. До сих пор не могу решить, каким был этот, но я повернулся спиной к вождю и молча занял свое место. На мгновение я оказался единственным из собравшихся, не считая ребенка-пришельца, кто сидел. Стоял даже Кхарн. Все взгляды были прикованы ко мне.