— Привет, — сказал он ей, но кошка повернулась и бесшумно вышла.
Его одежда валялась на полу — уже неплохо. Был день — еще лучше. Вслед за кошкой Гэбриел вышел в пустой коридор. Там он обнаружил три закрытые двери и приоткрытую четвертую — за ней оказалась маленькая грязная кухня. На столе стоял торт с надписью «С днем рождения!», наполовину съеденный; по подоконнику ползали подыхающие мухи. Гэбриел набрал воды в ладони, выпил и попытался вспомнить вчерашний вечер. Обычно обрывки воспоминаний, мелькавшие у него в голове, складывались в картинку через несколько дней, а иногда и недель. Например, как в порыве внезапной откровенности он рассказывает незнакомцу, что с ним делал Отец. И как щедрый Оливер пытается заплатить в баре за всех, но на его карте ни фунта, и Гэбриел, жалея его, платит сам. Однако в тот день он не смог вспомнить ничего.
За одной из закрытых дверей послышалось шарканье, и его охватил внезапный тошнотворный ужас. Он бросился к двери с защелкой, вывалился на темную лестничную площадку, затем на улицу.
Его тень, падающая на землю, была длинной. Полдень, скорее всего, давно миновал. Вокруг стояли викторианские дома — тюлевые занавески, облупившиеся белые фасады, — и ни одной живой души. На уличном указателе — SW2. Ни телефона, ни бумажника у него при себе не оказалось, только ключи по-прежнему прицеплены к карману. Зажав их в руке, как талисман, он пустился в долгий путь — домой.
Около трех часов Гэбриел шел, сдерживая слезы, во рту пересохло, а язык так распух, что казалось, будто застрял в глотке. Добравшись наконец в жарких летних сумерках до своей квартиры, он заплакал навзрыд. Скорчился возле двери, отворачиваясь от гуляк, прохаживающихся по Камдену, и придумывал для Оливера оправдания. Неизвестно, в каком тот пребывал настроении. В ярости, потому что Гэбриел опозорил его и испортил вечер? Раздражен, потому что он еще в пижаме и вынужден открывать дверь? Или — Гэбриел рисовал себе эту картину, когда шел по Ламбетскому мосту и всю дорогу через Вестминстер, — сходит с ума от беспокойства? Может, он крепко сожмет его в объятьях, они утешат друг друга и еще не скоро выйдут из дома?
В квартире стояла тишина.
Спальня, ванная, кухня-гостиная с двумя ржавыми конфорками — отсутствие Оливера сразу бросилось в глаза. Ушел, забрав вещи, висевшие на вешалке в спальне; туалетные принадлежности — в последнее время они пользовались ими вместе; последние продукты из кухонных шкафчиков; конверты, по которым Гэбриел днем ранее разложил вещи с Мур Вудс-роуд. Страх подкрадывался, но он попытался справиться с ним. Не может быть — конверты где-то здесь. Он поискал под кроватью, открыл духовку, отдернул шторку для душа и стоял, беспомощно глядя на грязную ванну. Он уговаривал сам себя — тихонько, как мама уговаривает больное дитя поправиться. На обратной стороне чека «Тэско Экспресс», который лежал на диване, Гэбриел прочитал: «Прости. Люблю тебя».