Когда его охватило Буйство, он не думал ни о Мэнди, ни о морских млекопитающих, ни о чертовом вигваме. Он встретил приступ как старого друга — последнего, который у него остался. Он крушил все, что подворачивалось ему под руку. Разорвал ковер, пробил кулаками сухую штукатурку. Перевернул кровать, на которой они вместе спали. Разбил единственное выходившее на улицу окно. Когда с квартирой было покончено, он взял в кухне то, что не прихватил с собой Оливер, — ножницы и нож для чистки овощей; возможно, это была последняя попытка унизить его, — и напал уже на себя самого.
* * *
— Ну а сейчас он к тебе вернулся, — сказала я.
— Он пришел, чтобы извиниться, Лекс. Ему было очень плохо тогда.
— Вот ведь странное какое совпадение! Он снова появился именно сейчас — спустя столько времени с тех пор, как тебя госпитализировали, — и как раз после того, как узнал о нашей Матери.
Гэбриел отвернулся, отгородился от меня подушкой.
— Ты не знаешь его. Ты ничего не знаешь наверняка.
— Новость о ее смерти публиковали во всех газетах, — ответила я, — в Сети. Он мог узнать об этом откуда угодно.
— У нас с ним все могло сложиться лучше. Он мне это сказал. Он готов попробовать снова. И эти деньги… Эти деньги очень помогли бы нам, Лекс. Мы могли бы обзавестись каким-нибудь жильем. Где-то в спокойном месте. Он предложил деревню. Только мы с ним — и больше никого.
— Именно это, Гэйб, я думаю, ты и должен сделать, только сам, один.
Я вытащила документы из сумки и положила на тумбочку, рядом с его кроватью — так, чтобы он увидел их сразу, как проснется.
— Я оставляю их здесь, — сказала я. Потом подождала и добавила: — Подумай об этом.
Оливер стоял, прислонившись к машине. Одет так же, как и вчера. Улыбка победителя. Он прошел мимо меня, направляясь к дверям, и я подумала, что обратно домой поеду на поезде; и о том, что я ничего не сделаю… но тут в памяти всплыла Далила, дубасящая Библией обидчика Гэбриела на детской площадке.
— Эй, — окликнула я его, — эй…
Оливер направился ко мне. Вблизи он оказался костлявым, одежда висела на нем мешком. Лоб и кончики волос взмокли от пота. Он был похож на ночную тварь, что способна выносить дневной свет лишь до поры до времени.
— Я — Лекс, сестра Гэбриела.
— А я знаю, кто вы. — Он театрально вздохнул. — У вас у всех такой вид, как будто где-то глубоко внутри вы до сих пор голодаете.
— Как вы смеете?
— Смею что? Навещать больного друга?
Он сделал несколько шагов по направлению к клинике.
— Вы его использовали, — проговорила я. — Я могу выразиться точнее: вы обманом отняли у него все. И делаете это снова.