Холлоуфилд — бездействующий в уставшем свете уходящего летнего дня. Солнце утонуло за верещатниками. Трава в садах и церковных двориках поредела, и могилы обнажились, как старые зубы.
Какая-то девочка с невыразительным лицом ехала по направлению к Мур Вудс-роуд верхом на лошади, плотно сжимая ногами ее отвисшее брюхо. Я повернула на главную улицу. Определить, что действительно изменилось на ней за эти годы, а о чем я просто забыла, оказалось сложно. Книжный магазин обнаружился все там же, по соседству с ним располагались букмекерская контора и благотворительный секонд-хенд. «Лайфхаус» уже успел побывать китайским рестораном — сейчас он был заколочен и выставлен на продажу. На окнах изнутри все еще висели сморщенные листы меню.
Мы с Эви забронировали комнату на двоих в гостинице, располагавшейся на углу. На первом этаже у них находился паб. Я припарковалась в тени здания, возле свалки. Мы посмотрели друг на друга. Официантка сидела на пивном ящике и улыбалась, глядя в экран своего телефона. От моих пальцев на руле остались темные отпечатки. Эви взяла меня за руку.
Внутри паб осадили завсегдатаи. Когда-то Отец использовал его как вербовочную площадку, и я вглядывалась в лица, пытаясь отыскать наших бывших прихожан. Пол был устлан нежно-розовым ковром, на стенах висели фотографии каких-то разрушенных зданий. Паб или, может, Холлоуфилд много лет назад, в самом начале. Все посетители — мужчины и очень скучные. Хозяйка — увешанная бижутерией и с бокалом в руке — как-то странно посмотрела на меня, когда я сказала о брони. Мы были чужими здесь — и сейчас, и тогда, много лет назад. Она молча проводила нас в нашу комнату, не придерживала двери, через которые мы проходили, и они захлопывались за нами с грохотом.
— Да уж. Просто сама любезность, — пробурчала я.
— Да брось, Лекси. Нормальная она. — И Эви пощекотала меня между ребер. — Это все ты со своими новомодными гостиницами и нью-йоркскими запросами. И, кстати, жду не дождусь услышать обо всем. О Нью-Йорке.
— Дай я схожу в душ и потом все тебе расскажу, за ужином.
Будто любовники, мы разговаривали, пока раздевались, и затем опять одевались. В моем теле не осталось ничего такого, чего бы Эви не знала. В нашей комнате стояли две односпальные кровати, придвинутые к противоположным стенам, — не сговариваясь, мы сдвинули их вместе.
В какой-то момент я погрузилась в сон, а через несколько минут Эви уже разбудила меня. Она перекатилась в мою кровать и вжалась в меня всем телом: уткнулась носом в волосы, обхватила рукой под ребра, лодыжками оплела мои голени.