— Вот уже двадцать лет мы женаты, — произнес он треснувшим голосом. — Я любил тебя в самом начале. И буду любить до самого конца.
Он привлек ее, несопротивляющуюся, к себе, обхватил руками. Спрятал в своих объятиях. Ее лицо то попадало в свете лампы, то выныривало из него, становясь то золотым, то серым; какие-то чувства пробегали по нему — не по поверхности, глубже, — но ни одно из них не выливалось в конкретное выражение.
Отец включал эту песню снова и снова.
— Вставайте, — говорил он. — Все вставайте. Все вместе.
Мы с Эви танцевали, прищелкивая пальцами, кружили юбками. Она все норовила присесть на диван, чтобы отдохнуть. Далила крутилась между родителями, поглаживая платье матери.
Я приплясывала, приближаясь все ближе и ближе к порогу, поглядывая на дверные замки. Пять шагов. Секунда, чтобы откинуть щеколду. Еще две, чтобы снять цепочку. Я качнулась ближе к коридору. Теперь уже четыре шага.
Я смотрела на закрытые глаза Отца, губами он прижался к волосам Матери. Вдвоем они медленно вращались в противоположном от меня направлении. У меня будут эти секунды.
Я сделала шаг из комнаты в темное пространство между кухней и входной дверью. Вот он — сжимающий тело, бьющий в живот удар адреналина. Я смотрела на замки.
— Лекс, — послышался голос Матери. — О, Лекс.
Танцуя, родители развернулись, и она увидела меня. Они отлепились друг от друга, и что-то мрачное заполнило пространство между ними. Отец потянулся и выключил музыку. Мать стояла, протянув ко мне руки ладонями вверх, и ждала, чтобы я вложила в них свои руки.
— Давай останемся здесь, — сказала она. — Так, как сейчас.
Отец изучал маршрут моего танца, как будто я оставила следы на ковре. Его улыбка стала другой.
— Вообще-то, я думаю, что вам уже пора спать.
Он кивнул Итану, и тот начал собирать нас. Сперва меня и Эви, которая сидела, держась за диван, и тяжело дышала.
— Идем, Эви.
Он взял нас сзади за шею и повел наверх. Прежде чем перешагнуть порог, Эви схватилась рукой за косяк и попятилась обратно в комнату.
— А где Дэниел? — спросила она.
— Спит, — ответил Отец.
Мать кивнула в такт, как будто музыка все еще звучала. Не соглашаясь, но повторяя слова старой песни:
— Да, да. Он спал.
Мы спали все больше и больше. Скудный зимний свет укорачивал дни. Эви просыпалась по ночам от кашля и сотрясалась в своих цепях. «Спи, спи», — что еще я могла ей сказать? Разум начинал меня подводить: спасители являлись из черноты, приносили воду, чистые простыни, хлеб. Мисс Глэйд, тетя Пэгги — они что-то мягко шептали на странных языках, которых я не понимала.