* * *
Есть такие вещи, забыть о которых не позволяет тело.
Как-то раз, ближе вечеру, к нам в комнату заглянул Отец. Я услышала, как в замке́ повернулся ключ. Отец пришел с улицы, от него пахло морозом. Лицо у него было румяным и счастливым.
— Девочки мои, — сказал он и погладил каждую из нас по голове.
В те дни он уже меньше разговаривал о Боге. Говорил о более скромных вещах. Сказал, что собирается устроить нам каникулы. Мы же никогда не летали на самолетах. Это следует исправить. Помним ли мы выходные в Блэкпуле? Каким бывало море по утрам? Я кивнула.
— У нас снова будут футболки. На этот раз совсем другие. У нас будет семь футболок.
«Шесть», — мысленно сказала я.
— Наша семья так много испытала, — продолжил он, и, когда я повернула голову, чтобы взглянуть на него, стоявшего у окна, лицом к скудному свету, я поняла: он действительно в это верит.
Я посмотрела на Эви, которая лежала напротив, — она качала головой, не отрывая глаз от моей кровати. Ее тело согнулось от ужаса.
Я проследила за ее взглядом. Вот оно: из-под матраса торчал уголок книги.
Наши «Мифы».
Отец обернулся к нам.
Он присел на мою кровать. Под тяжестью его тела матрас просел, и я скатилась к нему. Он запустил пальцы в мои волосы.
— Александра, — произнес он. — Куда бы нам поехать?
Я закрыла глаза и сказала:
— Я не знаю.
— Но ведь вы с Итаном знаете всю географию, разве нет?
— В Европу, — предложила Эви.
— Гляди-ка, вот Эви знает, куда бы ей хотелось. Тебе нужно подумать получше, Александра.
— Или в Америку, — снова вмешалась Эви. Глазами, мокрыми от страха, она старалась приковать его взгляд к себе и сама дрожала от своего мужества. — Там у них Дисней.
— Да. Тебе бы там понравилось, правда? — спросил Отец.
— Да, — ответила я.
Он вздохнул и поднялся.
— Девочки мои, — повторил он и нагнулся, чтобы меня поцеловать.
Не успели его губы коснуться моего лица, как я почувствовала, что он замер.
— А это еще что?
Он взял книгу за уголок и вытащил ее. Красочная обложка, золотистые страницы. Он раскрыл ее посередине и бездумно уставился в текст, как будто не в силах его понять. Выражение его лица менялось — шок перерастал в торжество. Это походило на какое-то безумие, как будто на него снизошло откровение, и я вспомнила Джолли на церковной кафедре. Но Джолли только притворялся безумным. С Отцом дело обстояло иначе.
— Все несчастья нашей семьи. И теперь мы знаем причину.
«Покончить с этим, — подумала я. — Побыстрее. Как это будет? Сможешь ли ты это выдержать? Выдержать с дерзостью. Есть ли это в тебе? В тебе, всегда стремящейся угодить».