— Она ни за что не влезет, — сказала я Маме, когда мы стояли около елочного базара и ждали, пока Папа рассчитается. Покупать такую елку казалось мне расточительством, и меня это очень беспокоило.
— Я бы так не волновалась. Это же повторяется каждый год, — попыталась успокоить меня Мама.
И, увидев, что я не перестала хмуриться, добавила:
— Мы потом еще посмеемся над этим, вот увидишь.
У меня появились личные рождественские вещи: диск с классическими рождественскими песнями, рождественский календарь и свитер с пингвинами. Несмотря на мой скептицизм, появился у меня и носок.
— Санта-Клауса нет, — заявила я.
— Ну да, — ответил Папа. — Но подарки-то есть.
Сочельник мы провели, заканчивая разные приготовления. Я заворачивала подарки черепашьим темпом, придирчиво оглядывая каждую деталь.
— Необязательно делать их безупречными, Лекс, — сказала Мама.
Но я решила, что обязательно.
С кухни доносились рождественские песни. Мама пекла так неистово, что каждые полчаса духовка пикала, сигнализируя о новом запахе. Мы с Папой вызывались для странных поручений: нарядить имбирных человечков, пересчитать сыры.
К ночи вкусными запахами пропитался весь дом. Я лежала в кровати, разгоряченная приятными хлопотами прошедшего дня, и перебирала в памяти все, что мы сделали: волнистую корочку мясных пирогов, образ каждого имбирного человечка, бочонок заварного крема с ванилью. В желудке у меня образовался вихрь, поднятый призраками голодного прошлого.
Я подняла руки над головой. Свобода.
Сначала на лестницу, затем в кухню. Из темноты выступал холодильник — набитый битком. «Что-нибудь одно, — подумала я. — Что-то маленькое».
Я дотянулась до тарелки с сырами, которая стояла на верхней полке, стащила ее и поставила на столешницу. Развернула первый бумажный сверточек и откусила кусочек конте. Руки тряслись. Вкус разлился по языку. А мои пальцы уже теребили следующую обертку.
«Пожалуйста, — подумала я, — хватит».
Но куда там. Я ела все быстрее, а голод требовал чего-то новенького. В первом шкафчике, который я открыла, обнаружился рождественский торт, уложенный в специальную праздничную форму. Так, что там еще — имбирные человечки лежали рядом, их я тоже взяла.
Минут пятнадцать я пировала в темноте.
Оголодавший рождественский дух, объедающийся за семейным столом. Еда была у меня на подбородке и под ногтями. Тупой беспомощный ужас сковал мои конечности, придавил к столу. К тому моменту, когда родители появились на пороге, я уже раздумывала, каким же блюдом продолжить свой абсурдный пир: пухлой розовой индейкой или коньячным маслом, стоявшим в дверце холодильника.