Когда на кухне вспыхнул свет, я увидела, как все это выглядело. От торта осталась кучка фруктов. Имбирные человечки расчленены. Сыр — размазан по столу. Холодильник гудит — я не закрыла дверцу.
Я сглотнула.
— Простите меня. Я не хотела.
— Господи, — проговорила Мама. — Все должно было пройти идеально.
В ее лице промелькнуло нечто такое, чего я не видела уже целую вечность. Оно проявилось складками — возле рта и между бровями. Папа тоже это заметил — и схватил ее за руку так, что она взвизгнула.
— Не могла бы ты… — сказал он, и Мама повернулась к нему. Папа что-то сказал ей — очень тихо, и я ничего не расслышала. Руку ее он так и не выпустил. Когда она снова повернулась ко мне, жуткая гримаса исчезла, осталось только недоверчивое изумление. Она как будто собиралась засмеяться.
— А мы-то думали, что ты будешь искать подарки, — произнесла Мама и, вместо того чтобы рассмеяться, уткнулась Папе в грудь и заплакала.
* * *
Дни тянулись, а недели летели.
Когда я разговаривала с Итаном в последний раз, он был немногословен и совсем не интересовался тем, что со мной происходит.
— Ты не поверишь, на какие вопросы мне приходится отвечать эти две недели.
Я сидела у себя в спальне, в руках — книга, и я открыла ее.
— Ну и какие же?
— Как именно мы хотели бы, чтобы нас объявили. Шампанское нам подавать до или после конфетти.
Я нашла то место в книге, на котором остановилась. На стекле появились крапинки дождя, и Мама внизу собирала развешенное белье. Затишье пасмурного воскресенья.
— Как раскладывать, — продолжал он, — эти чертовы столовые приборы. — Он сделал паузу. — Ты ведь приедешь?
— Надеюсь, — ответила я.
Все уже было готово. Мне ясно представлялось это путешествие: поездом до Лондона и самолетом до Афин, затем еще один самолет, поменьше, и вот машина привозит меня к розовой вилле в пятидесяти метрах от моря. И спустя какое-то время — Итан в конце прохода между рядами, он рад меня видеть.
— Для меня очень важно, чтобы ты приехала.
— Я же сказала — я надеюсь.
День перед отъездом я провела у себя в спальне, потроша содержимое своего детства и заполняя ошметками мусорку. Письма и подарки после нашего избавления присылали еще долго. Они продолжали приходить и когда меня уже выписали из больницы. Медсестры пересылали их к нам домой, снабжая порой ироничными сопроводительными записками. Метровый плюшевый мишка: «Мы не уверены, что он подходит тебе по возрасту»; мрачная реплика с фотографии на пляже в Блэкпуле, раскрашенная вручную: «Мы подумали, что это может тебя рассмешить»; бутылка шампанского: «И о чем только люди думали».