В ту ночь я никак не давала Оливии уйти с веранды. Миновала полночь, стихла музыка на яхте; вторая бутылка вина, затем — третья.
— Я — все, — почти в два часа ночи сказала она, протестующе вскинув руки. — И тебе того же советую.
Она вернулась через некоторое время, держа во рту зубную щетку, чтобы сообщить:
— Знаешь, а ты можешь и вообще не ходить на эту дурацкую свадьбу.
— Спокойной ночи, Оливия.
— Ложись спать, Лекс.
Уснуть было немыслимо. Я вытерла стол. Приняла душ. Открыла у себя в комнате окно и улеглась поверх покрывала, глядя в ночь. Я была слишком пьяна, чтобы читать. Стоявшая в доме тишина растекалась во все стороны — к океану и на дорогу, в номера к Далиле и Итану, вверх в городок, в банкетный зал, ожидающий завтрашнего торжества. Казалось, будто все люди на острове спят. Чтобы чем-то себя занять, я достала костюм, который собиралась надеть, повесила его на дверь ванной комнаты и стала разглядывать, как будто это могло меня развлечь. Двубортный пиджак и брюки-слаксы. Цвета розового фламинго.
Пусть все смотрят.
Больше делать было нечего, и я стала думать о трех самых насущных вещах. О моей последней встрече с доктором Кэй, когда я сказала ей, что жду не дождусь, когда приземлюсь в Нью-Йорке. О просьбе моих родителей за кухонным столом и их ночные дебаты. Слова, которые я сказала Далиле, но не в «Ромилли», а до этого, в нашу последнюю несчастную семейную встречу.
Каждая такая встреча проходила в некоем центре, где находилось много ярких и интересных вещей, призванных отвлекать нас. Поощрительная беседа уже закончилась, групповое упражнение — тоже; наступило свободное время. Итан, прижав ладонь ко лбу и заложив карандаш за ухо, что-то пересматривал. Гэбриел сосредоточился на своей игровой приставке — крыса на задних лапах пыталась избежать булыжника, но камень настигал ее на каждой без исключения попытке. Я побеждала Далилу в «Скраббл».
— А какой у тебя дом? — спросила она.
— Что?
— Ну, твой дом, где ты сейчас живешь?
— Красивый, — ответила я. — Даже очень.
А потом подумала и добавила:
— У меня там есть своя комната.
Далила фыркнула. Посмотрела с отвращением на свои буквы.
— У всех нас есть своя комната, — сказала она. — А твои родители? Они строгие?
— Что ты имеешь в виду?
— Ну вот я, например, что хочу, то и делаю. А ты?
— Когда как.
— Когда как? — Она смотрела на меня, не двигаясь. Вся напряженная, как змея перед броском.
Я вернулась к своим буквам.
— Я видела тех людей, которые удочерили тебя. Когда они привезли тебя сюда, — призналась Далила.
Я взглянула на нее.
— Они… какие-то старые.