— Мне как будто сто лет, — произнес он.
— А выглядишь на все двести семь… Ну как?
— Ужасно.
Элис потянулась, взяла кружку и подала ему.
— И негодяй уже мертв.
— Мне жаль, — сказала она.
— Помнишь, я плакал иногда по ночам? — спросил он. — Я всегда думал, что виной всему те ужасы, которых я насмотрелся. Все худшее, на что только способен человек…
— Ш-ш-ш. Не нужно, не…
— Так вот, — продолжил он. — На самом деле причина не в этом. Я плакал от облегчения, от благодарности. Понимаешь? За нас, за то, как мы живем.
В последующие месяцы он хорошо узнал доктора Кэй. Они вместе провели много часов в больнице, слушая истории худенькой, израненной девочки.
Бывали дни, когда ему становилось трудно даже смотреть на эту девочку и вместо этого он разглядывал свои записи или значки на экранах медицинских приборов — незнакомый, непонятный ему цифровой язык. Но девочка становилась все крепче, и, когда он начинал сомневаться в методах доктора Кэй, в ее выборе того, что озвучить, а о чем умолчать, психолог всегда напоминала ему об этом.
— Девочке А с каждым днем становится лучше, — говорила доктор Кэй. — Она мысленно уходит от того дома все дальше и дальше, и гораздо быстрее остальных. Вы разве не видите?
— Вижу, конечно.
— Тогда позвольте мне продолжать свою работу.
Когда все улики собрали и допросы завершили, его перекинули на другие дела, но он часто спрашивал о детях Грейси и не переставал следить за ходом их дела.
Однажды поздним вечером, когда он уже заканчивал работу, к нему пришла доктор Кэй. Была весна, бледный вечерний свет проскальзывал сквозь жалюзи. Он собирал сумку и уже представлял свою кровать: как она пахнет, постельное белье на ней, немного протертое, как он любил.
Тут же в памяти всплыли кровати на Мур Вудс-роуд. Доктор Кэй ждала его, сидя на дешевом пластиковом стуле, каждый штрих ее образа выпадал из окружающей обстановки: мягкость свитера, очки — «кошачьи глаза», сложенные на коленях руки с гламурным маникюром.
— Привет, Грег. — Она поднялась, чтобы обнять его.
— Кофе? — предложил он, и доктор Кэй кивнула, хотя они оба знали, что этот кофе она так и не выпьет.
Он провел ее в одну из комнат для допросов. Стоящие у стола стулья стояли в хаотичном порядке, как будто комнату покидали в спешке.
— Будь как дома, — сказал Джеймсон.
Стоя у кофемашины, он понял, что боится. Он готовился увидеть Кэй снова только в зале суда, на слушании дела Деборы Грейси. Джеймсон вытащил напиток, прежде чем аппарат закончил работать, и горячая вода обожгла ему руку.
— Как там они все? — спросил он, вернувшись. — Нормально?