— Эти комнаты обычно не используются, — сказал Отец. — Я просто подумал…
— Да разве можно просто приехать и жить здесь втихаря?! Ни у кого не спросив, не заплатив ни гроша?!
— Как видишь — можно, — ответил Отец. — Именно так я и сделал.
Через всю комнату я прошла к Эви, которая до сих пор плакала, и опустилась на колени возле ее коляски.
— Все хорошо, — шепнула я ей.
— Я буду вынужден сообщить об этом! — сказал Найджел. — Тем более после случая с динамиками.
— Это твое дело, — ответил Отец. — Ты же у нас бюрократишка. Унылый кусок дерьма — вот ты кто! — И он повернулся к нам: — Собирайтесь! Живо!
На улице шел уже сильный дождь. Мы не успели надеть куртки; Далила потеряла один башмак; походка Матери стала вовсе карикатурной. А Джолли? Куда же подевался Джолли? Красные футболки облепили наши ребра, будто холодные пальцы. Я подошла к машине, вслед за Отцом, и открыла дверцу. Но он отшвырнул меня назад, в ночь. Итан и Далила уже ждали, стоя на тротуаре. Линия огня была готова.
— Сейчас кому-то из вас достанется, — предупредил Отец. — Но я буду справедлив. И щедр. Вы сами решите, кому именно. Итан, кто сломал кровать?
Итан смотрел прямо перед собой.
— Далила, — ответил он.
— Далила, ладно. Далила?
— Это не я! — заревела Далила. — Это Итан, честное слово!
— Ну что ж… Александра? Похоже, твой голос будет решающим.
С тех пор, когда бы я ни вспомнила ту минуту — ночью, после перелета, еще не придя в себя от смены часовых поясов, или одиноким зимним воскресным днем, когда за окном стремительно темнеет, — старый спрут вновь распускает щупальца, и они оплетают мои руки и ноги, тянутся к горлу, скручивают утробу. Это стыд.
— Далила, — ответила я. — Далила сломала.
Как только я произнесла эти слова, Отец схватил ее за руку.
— Остальные — в машину!
Среди шуршащих пакетов и гравия он опустился на одно колено, через другое перекинул Далилу. Стянул с нее фиолетовые брючки и трусики и шлепнул изо всех сил, пять раз.
Поднялась на ноги она уже без слез. Убрав с глаз мокрые волосы и поправив одежду, она смотрела на меня сквозь ручейки дождя, бегущие по окну автомобиля; смотрела туда, где теплее и светлее и где ее уже ждали все мы. Мне навсегда запомнилось выражение ее лица. И я уверена: где бы она ни находилась и чем бы ни занималась в этот воскресный день, она тоже вспоминает тот момент.
* * *
— Проходи, — сказала я.
После нашего освобождения я слышала много историй о Далиле. Вот одна из моих любимых.
Психотерапевт Далилы, надменный молодой человек по фамилии Эклс, был, что называется, в каждой бочке затычка и очень любил рассказывать доктору Кэй, каких успехов достигла его пациентка. По диаграмме виктимности она уже прошла стадию выживания и достигла стадии преодоления.