Промелькнули огни станции; за дверью открывалось поле, потом лес.
— Ну, зайчонок, чего ты ночью тут бегаешь? — спросил наконец человек, куривший папироску. Обернувшись к Баязитовой, он задвинул за собой тяжелую дверь.
Баязитова не испугалась. Теперь бояться было нечего: она будет жива, сестренки получат свой рулет, Альтафи — денежки, и учитель русского языка не засомневается в ней. Все в порядке!
Тулуп на соломе вдруг зашевелился, поднялся, похожий на старого медведя, и закосолапил к костру.
Кондукторы оказались азербайджанцами. Один из них довольно чисто разговаривал по-татарски, сказал, что до войны торговал в Казани на Чеховском рынке урюком и пастилой. Только деньги упорно называл «манат» — видно, привык. Баязитова объяснила им, что едет на праздники домой. На три дня. «А вы?» — поинтересовалась она потом.
— Мы, дочка, уже месяц, как уехали с Кавказа, — сказал тот, который знал татарский. — А едем прямо на фронт, на передовую. Там, говорят, зима еще холоднее, и мы везем бойцам наше кавказское тепло. — Черноусый, черноглазый дядька добродушно засмеялся. При свете ночного тлеющего костерка все же ярко блеснули его белые зубы; дядька был красивый. — Человек, который отведает нашу кавказскую водицу — из самого чистого винограда! — тот человек не может умереть. Эта водица — живая… Почти сто градусов. Только замотали нас немножко, да никак не могли прицепить к нужному эшелону. На той станции, где ты подсела, торчали тоже целые сутки. Вот наконец едем, говорят — куда-то искать свой состав.
Баязитова и вовсе осмелела. Сняла с головы платок, поднесла поближе к костру. От платка густо повалил пар.
— Ах-вах, да ты, никак, мокрая? — удивился черноусый и взял у Баязитовой платок: пощупать.
Баязитова рассказала, как все было. Черноусый страшно всполошился.
— Агамали! Агамали! Что ты смотришь: ребенок, говорю, пропадет! Вишь, промокла насквозь! Открывай быстрей крайнюю бочку! Чего сидишь?! Пропадет ребенок, открывай бочку! Легкие простудит — как жить ей?! — орал он испуганно, суетясь около Баязитовой. — Открывай бочку, глупый человек, сам буду отвечать. Ах-вах, пропадет ребенок…
…Обжигающую жидкость Баязитова глотнула, зажмурив глаза. Осилила полстакана, остальное вернула обратно. Жидкость огненной струей прошла по горлу, упала внутрь — сразу стало теплее. Платок подсох. Теперь пар валил от телогрейки, курился из дырявых лаптей, от мокрых шерстяных носков. Очень стало хорошо. И поезд, будто учуяв, что все в порядке, мчался без остановок вперед. Ах-вах, как здорово сидеть у костра. У огня… у теп…