Потом еще на зоологии. Вот говорят: начал с утра так и сяк — ввечеру совсем дурак: что ни дело, то впросак. На зоологии Гизатуллина и спрашивать-то не стали, просто ему нужно было дополнять ответ Баязитовой. Она чего-то там про речные организмы рассказывала. Так ведь Гизатуллин начисто себя опозорил, весь класс от смеху чуть не окачурился. Не сумел, бедолага, осилить слово «хламидомонады в речной воде»; а долго тужился! В конце концов получились у него какие-то «Хамида[13] манатки в речной воде». Тут, конечно, все захохотали. Потом он вместо «ложные ножки» ляпнул «ножны и ложки» — даже учитель прыснул…
Побег Гизатуллина сильно всех взбудоражил. И Гизатуллин вдруг оборотился в трагического героя. Настроение в тот день у нас стало подавленное. В общем, наделал делов Гизатуллин; только на последнем уроке малость и развеселились мы, на уроке то есть географии.
…В училище тогда работали очень интересные географы — муж и жена, оба страшно влюбленные в эту свою географическую науку. Прямо как малые дети в волшебную игрушку. Для них, можно сказать, весь мир на географии клином — вот как они ее любили! Отсюда, само собой, и все училище на географии немножечко помешалось; муж да жена это запросто устроили. И «Кружок юного путешественника», и общество «Синоптик», и клуб «Меридиан» — короче, хватало. Преподавал у нас, помнится, географ-муж. Ну здорово же рассказывал! Всё на свете забывали: то в африканскую пустыню забредешь с ним, потоскуешь там маленько от жажды, потом на Огненную землю сплаваешь, Патагонию всю вдоль и поперек, или еще в джунгли — Индия, скажем, Бразилия, Амазонка… Прямым рейсом нас развозил; бывало, не замечали, что урок уже к концу подвигается. Вдруг — тр-р-р-р! — звонок. Даже обидно… Учебник по географии у нас, правда, был один на весь класс, поэтому запоминать, где сколько народу, сколько земли и другие всякие экономические подробности, мы сильно затруднялись. Географ, однако, двоек нам почти не ставил. Вот был человек!
И географа, конечно, любили. Как же не любить? Во-первых, человек хороший, а во-вторых, с директором на ножах. Про их стычки все знают, нас не проведешь. Директор этот — ну и противный, страх! Сухарь, одним словом. Ему дела нет до учащихся; что там у людей на душе, как им живется, никогда этим не поинтересуется. Лишь бы дисциплину ему. Говорили в училище: мол, завел этот живой параграф такую тетрадку: каждый учитель должен в ней записывать, когда он пришел на работу — во столько-то часов, скажем, и во столько-то минут, — и также, когда ушел. Задумал то есть директор среди учителей порядок навести. А географ якобы эту тетрадку старательно заполняет. Один за всех. «7 часов сорок пять минут. Явился. 7 часов сорок восемь минут. Вышел в коридор покурить. 7 часов пятьдесят шесть минут. Погасил папироску и зашел в учительскую». И так далее…