Что говорить, я сама виновата. Нас с Уитом разделили после того, как я на него набросилась. О'Доннелл сказал, что для меня приготовлена спальня, но когда он ясно дал мне понять, что останется там со мной, я отказалась туда идти.
Я спросила, могу ли увидеть Барсука. Но он мне отказал. А когда я спросила, можем ли мы выйти на улицу, он вообще промолчал. Поэтому мы пришли в этот «медиацентр», как назвал его О'Доннелл. Я попыталась смотреть телевизор, но у меня сразу же появилась пульсирующая боль в глазах.
Я осматриваю комнату — ищу, что можно было бы Прочесть, но здесь нет ни огня, ни воды, даже комнатных растений нет. В наших юртах на полу всегда была земля, а в печах — огонь. Вокруг нас была природа. А в этой комнате природой и не пахнет. Чувствуется какой-то искусственный запах, похожий на запах увядающих цветов, но от него у меня лишь сильнее начинает болеть голова.
Значит, пока сделать я ничего не могу, может хоть книга о ягуарах меня отвлечет — в этом доме все книги только об охоте и животных — сажусь в кресло в дальнем от окна углу, как приказал мне охранник. Не представляю, что он предполагал, я могу сделать — разбить окно и с помощью осколков заставить себя отпустить? Идея, конечно, неплохая, если бы они не держали Барсука в заложниках.
Время идет, я замечаю, что О'Доннелл начинает нервничать всё сильнее, пока вообще не перестает выпускать телефон из рук. Я почти испытываю облегчение, когда телефон наконец звонит: напряжение в комнате становилось уже осязаемым.
— Да? Где вы? — с тревогой спрашивает он и вдруг начинает орать: — Какого чёрта?!
Он моментально вскакивает на ноги, хватает меня за руку и произносит:
— Ты. Идёшь со мной. И держи рот на замке.
Он засовывает телефон в карман, тащит меня вниз в коридор через комнату с чучелами животных, мимо главного холла в тускло освещённый кабинет. Он тихонько закрывает за нами дверь и подскакивает к компьютеру, садится за стол.
Он щелкает мышкой, и загорается экран.
— Какого?.. — восклицает он удивлённо, когда замечает на экране чёрный прямоугольник. Он нажимает ещё на что-то, и картинка, где в свете огней видна посадочная полоса, подсвечивается белым.
Он берет телефон и набирает номер.
— Теперь видите? — спрашивает он и облегчённо выдыхает. — Не понимаю, что случилось. Они были включены. Наверно, какой-то сбой в системе. — Он молчит, слушает. — Да. Понял. Мы там будем.
Затем отключает телефон, хватает меня за плечо и ведет в холл к входной двери.
На улице темно. О'Доннелл щелкает пару раз выключателем и с любопытством разглядывает неработающую лампочку в фонаре на крыльце.