— Флаг тебе в руки. Мне все равно нужно в туалет, — сказала я, когда мы уходили с танцпола.
Я услышала звонкий смех моей мамы, как только вышла на улицу и последовала за звуком, пока не увидела, с кем она разговаривала, но к тому времени она заметила меня и позвала.
— Мия, иди сюда! Ты знаешь, что Дженсен живет в Нью-Йорке? — спросила она.
— Кажется, я где-то об этом слышала, — сказала я, не смея на него смотреть. Конечно, я знала, что он живет в Нью-Йорке. Я также знала его адрес наизусть. Не потому, что я была преследователем, а потому, что я навещала его двоюродную бабушку, и она заставляла меня посылать ему коробки со всякими вещами.
Я могла бы просто не посылать вещи, и она бы никогда не вспомнила про это — ее болезнь Альцгеймера ухудшалась с каждой минутой, но моя совесть не позволяла бы мне спать спокойно по ночам, поэтому, когда она попросила, я не могла сказать нет. Я отправляла все, от трусов-боксеров до одеял для его дочери. Я не знала, что причиняло мне больше боли, знать, что я никогда не увижу боксеров на нем или, что не дам чего-то маленькой девочке, которая должна была быть нашей, но не была.
— О, хорошо, вы двое говорили о твоем переезде? — спросила моя мама. Мои глаза резко встретились с ее. Она сошла с ума? Во что она играла?
— Какой переезд? — спросил Дженсен больше от интереса, а не потому что, заботился.
Я посмотрела на него, чтобы убедиться, что я все еще могу читать его мысли, но он смотрел на мою маму, а не на меня.
— Мия переезжает в Нью-Йорк на следующей неделе! — сказала моя мама, широко улыбаясь, когда посмотрела на меня. — Она получила отличную работу там в качестве фотографа…
— Мама, — остановила я ее, прежде чем она продолжила. — Я уверена, что папа ищет тебя, и я сомневаюсь, что Дженсена заботит мое местонахождении или моя карьера, поэтому тебе следует найти отца, или, может быть, Ханна нуждается в тебе.
Беттина отмахнулась от меня, как будто я какой-то надоедливый ребенок.
— Мия, мы тут разговариваем. Я уверена, Дженсен хотел бы знать, что ты делаешь в Нью-Йорке. Вы в одной сфере.
У меня открылся рот.
— Да, Мия, я хотел бы знать, что ты будешь делать в Нью-Йорке, — сказал Дженсен. Я повернулась, чтобы посмотреть на него. Я ненавидела его. Абсолютно и полностью ненавидела его, в его глупой белой рубашке, которая покрывала его идеальное тело и темно-синий галстук-бабочку и соответствующие брюки. «Пошел ты к черту», — хотела я сказать, но не сказала. «Пошел ты к черту за то, что ты так чертовски неотразим для меня, даже сейчас. Возвращайся к своей сопливой маленькой девочке и идеальной жене, мудак.» Это то, что я хотела сказать. Это сделало бы меня счастливой. Но я этого не сказала, потому что даже у меня есть границы.