».
Но 7 мая 1923 В. В. Крамер замещает А. М. Кожевникова в ведении дневника, а В. М. Бехтерев говорит о раздражении оболочек мозга у пациента. 15 мая мы видим, что пациента перевезли в Горки, и, несмотря на запись А. М. Кожевникова, начинают лечение, на котором настаивал В. М. Бехтерев.
Далее до 25 мая мы видим ежедневные инъекции арс, 26 мая его отменяют, но 1 июня курс начинается снова, 10 июня снова прерывают и 20 начинают снова. Два раза Крамер (1 и 4 июня) пишет вместо «арс» слово «мышьяк». Это уже седьмой курс мышьяка с начала паралитической стадии прогрессивного паралича. Окончательно мнение Владимира Михайловича на ведение пациента Ульянова закрепилось 7 июля 1923 года, когда В. В. Крамер был замещен В. П. Осиповым, который поддерживает мнение академика.
Таким образом, у данного клинического случая, который не был замечен на ранней, неврастенической стадии, и был диагностирован в стадии уже развертывания псевдопараличей, конечно, неблагоприятный прогноз в силу потери времени. Плохой гамбит, когда действия надо было предпринимать намного раньше, в 1920–1921 годах, был пропущен и самим пациентом, его родственниками, да и сотрудниками Лечсанупра Кремля. Он закончился чехардой с привлечением избыточного количества врачей, которые уже не могли сыграть роли на поле, где ведущую роль захватила болезнь.
Зачем позвали немецких врачей?
«В того невольно верят все, кто больше всех самонадеян»
«Фауст», Гёте
Клиническая картина болезни, на мой взгляд, как медика, была понятна лечащим врачам пациента с самого ее начала. Под началом болезни лечащие врачи, а вместе с ними и мы, будем полагать переход от неврастенической стадии заболевания к следующей, паралитической или псевдопаралитической. Собранный профессором В. В. Крамером анамнез не позволяет нам понять точно, когда и каким путем произошло первичное заражение, но в те годы ни сами пациенты, ни их родственники не могли точно сказать об этом. Тем более, в нашем случае, данная информация никак не влияет на точность диагностики и правильность проводимого лечения.
Суммарно к лечению и консультациям пациента, начиная с момента операции 23 апреля 1922 года, было привлечено до тридцати специалистов, врачей самого высокого уровня, в том числе и девять иностранцев. В последнем не было особого смысла — клиническая картина развивалась в логике развития патофизилогического процесса, и никакое Политбюро не могло защитить вождя от грозной болезни. Лечили пациента в соответствии с принятыми в то время рекомендациями — курсами арсенобензольных препаратов, втираниями ртути, препаратами йода и висмута.