. Тем не менее между случаями Суареса и Горбачева можно провести несколько важных параллелей. Оба выросли в рамках старого режима, и большинство советских диссидентов, равно как и иностранных лидеров, считали, что любые реформы, которые может предпринять Горбачев, будут ограничены крайне узкими рамками. Считалось само собой разумеющимся, что Горбачев не станет делать ничего, что могло бы угрожать монополии КПСС на власть или подорвать внутреннюю иерархию строя. Равным образом считалось, что он никогда не рискнет пойти на разрушение советской гегемонии в Восточной Европе. О том, чтобы потерять любую из стран, которые в глазах государственных руководителей партии и правительства (не говоря уже о ее военно-промышленном комплексе) выглядели заслуженными геополитическими трофеями победы во Второй мировой войне, не могло быть и речи.
Горбачев — выдающийся пример политического лидера, кардинально изменившего ситуацию лично, даже несмотря на то, что в Советском Союзе второй половины 1980-х годов существовало множество серьезных оснований для осуществления перемен[538]. Темпы экономического роста снижались уже на протяжении длительного времени. Процветал лишь военно-промышленный комплекс, но это процветание происходило за счет всей остальной экономики. Уровень жизни населения, значительно возросший по сравнению со сталинскими временами, был тем не менее намного ниже, чем в соседней Скандинавии и в Западной Европе. Предпосылки перемен вызревали в том числе и благодаря одному из наиболее очевидных успехов коммунистического периода — росту образованности. Сильный сектор высшего образования с множеством высококвалифицированных специалистов в университетах и исследовательских институтах представлял собой потенциальный круг активных сторонников радикальных реформ.
При этом в советской системе существовали тщательно продуманный ассортимент поощрений за политический конформизм и иерархическая система санкций и наказаний для несогласных и диссидентов. Риски радикального реформирования представлялись советским властителям несопоставимо большими по сравнению с потенциальными выгодами. Если считать их высшим приоритетом незыблемость коммунистической системы и Советского Союза, то в 1992 году, когда уже не существовало ни одно, ни другое, они могли с полным основанием утверждать, что такая осторожность была полностью оправданной. Несмотря на предстоящий в скором будущем кризис, в середине 1980-х годов Советский Союз оставался стабильным, невзирая на наличие базовых проблем[539]. Даже в течение тринадцати унылых месяцев пребывания на посту генерального секретаря ЦК КПСС — а следовательно, руководителя государства — Константина Черненко общественное недовольство ограничивалось лишь ворчанием в домашней обстановке. Несмотря на то что одним из стимулов к переменам были недостатки административно-командной системы управления экономикой (даже с учетом успехов в военных технологиях и изучении и освоении космического пространства), в 1985 году Советский Союз