.
Еще дальше это отстояло от маоистских «больших скачков» и «культурных революций». Вместо массовых кампаний, призванных заставить каждого принимать или хотя бы озвучивать официальную идеологию, существовало общее понимание, что людям позволено жить собственной жизнью и иметь собственные взгляды при условии, что они не бросают открытый вызов системе. Рыночные элементы в венгерском сельском хозяйстве обеспечили ему относительную успешность, по крайней мере по сравнению с другими коммунистическими странами. Эти и другие изменения экономической системы были результатом упорной работы венгерских реформаторов. Сам Кадар не был движущей силой перемен, но и не мешал им[810]. Он вел очень скромный образ жизни по сравнению не только с другими коммунистическими лидерами, но и с имевшимися у него возможностями, и по оставшейся с детства деревенской привычке держал на дворе своего дома кур. В отличие от своего основного предшественника на посту лидера венгерских коммунистов Матьяша Ракоши Кадар полностью исключал любые проявления культа личности[811].
Венгрию при Кадаре часто называли «самым довольным бараком в лагере» (отсылка к коммунистическом лагерю восточноевропейских стран советского блока). Говорить о том, что «довольна» была целая страна, является некоторым преувеличением, и это определение никак не подходит для описания отношения людей к самому Кадару. Более того, в некоторые периоды в Польше и в 1968 году в Чехословакии свобод было больше. Однако на протяжении длительного периода времени Венгрия была наименее подверженным репрессиям бараком лагеря. Отношение венгерских граждан к Кадару претерпело разительную перемену. С 1956 года и вплоть до конца 50-х его считали предателем родины, человеком Москвы, перед которым стояла задача «восстановить порядок» в Венгрии после подавления революции. Со временем к нему стали относиться как к «меньшему злу» по сравнению с другими вариантами развития событий в стране, которые могли бы воплотиться с учетом влияния Москвы. Это переросло в скупое уважение — если не больше. После кончины Кадара в 1989 году на его похороны собралось более ста тысяч человек. Еще примечательнее то, что десятилетие спустя (когда Венгрия уже десять лет как стала посткоммунистическим демократическим государством), по данным нескольких опросов общественного мнения, «величайшим венгром двадцатого столетия» стал мрачноватый и негероический Кадар[812]. Не будучи либеральным демократом, Кадар был далек и от диктаторских замашек образца румынского Чаушеску — коммунистического властелина, которого на Западе уважали больше за периодические отклонения от советского внешнеполитического курса.