этой близости. Ее мозги, тем не менее, не выражали солидарности с телом. Ее мозги всерьез рассматривали возможные последствия, если она
слегка толкнет его вниз по ступеням.
— Я хочу, чтобы вы выслушали все, что я скажу, потому что я не стану повторяться, — сказал он тихо, так тихо, что она с трудом могла слышать его. — Я не должен объяснять, как невероятно грубо отвечать на звонок в середине разговора — такого разговора, где вы оскорбляете собеседника, — но еще и шикать на меня. На меня не шикали, даже когда я был ребенком.
Сердце у нее застучало втрое быстрее.
— Полагаю, все когда-то случается впервые?
— Вы не слушаете. Если бы вы слушали, вы бы промолчали.
Рози прищурилась.
— Я слушаю.
— Хорошо. Молчание для вас, должно быть, новый опыт, — продолжил он, и когда она раскрыла рот, он накрыл рукой ее губы. Потрясенная этим прикосновением, она тут же смолкла. — Я еще не закончил, Розалин.
О, боже.
Его большой палец обхватил ее подбородок, и это прикосновение было странно нежным по сравнению с жесткой линией его подбородка. Затем он склонил голову так, что его губы оказались в дюйме от ее губ.
О, боже, он что, собирался поцеловать ее?
Это был бы резкий поворот событий. Настолько резкий, что она просто застыла, почувствовав, как всю ее охватывает горячий румянец, а острая тяжесть разливается в груди и течет ниже, к животу, и еще, еще ниже.
Стоп. Плохая Рози. Плохая. Плохая. Плохая.
Она не хотела, чтобы он целовал ее. Он был дебилом высшей пробы!
Но да, ее соски затвердели, и да, с ней что-то было не так, и нет, он не поцеловал ее.
— Это был первый и последний раз, когда на меня шикали, — сказал он, совершенно точно не целуя ее. — Но что более важно? Что это за инсинуации по телефону про то, что все, связанное со мной, не занимает много времени? Уверяю, это не так. — Его палец скользнул по ее губам, вырвав из нее резкий вздох. — Это займет времени больше, чем ты можешь себе представить. Ты будешь умолять меня прекратить, умолять продолжать и не останавливаться. Уверяю тебя, никто не будет трахать тебя дольше и сильнее.
О.
Боже.
Мой.
Рози просто потеряла дар речи. Совершенно потрясенная, она погрузилась в настоящее, искреннее молчание, тогда как тело ее и разум развернули полномасштабную схватку друг с другом. Ее разум твердил ей, чтобы она врезала ему по яйцам, а ее тело плавилось, словно жидкая лава пронеслась по венам, вызвав к жизни такое огненное желание, которого она никогда не испытывала даже с Йеном.
Девлин провел пальцем по ее нижней губе, потянув за нее, прежде чем опустить руку.