– Кхм, кхм, – кашлянул караульный. – Ваше благородие, тут к вам это, пожаловали, стало быть, – доложился, смущаясь, молоденький солдатик Лёнька. Из-за его плеча выглянула улыбающаяся мордашка Анхен. Светлые локоны выбивались у девушки из-под платка, а её большие зелёные глаза сияли на таком чистеньком и красивом личике.
– Пропусти, любезный, это ко мне, – подтвердил Лёшка и привстал со своего топчана.
У него был самый настоящий роман с этой милой девушкой. Сам себя укоряя первое время, Лёшка не смог удержаться от того, чтобы не потянуться своей юной душой к этому милому человеку. Где-то далеко в России была сейчас Машенька Троекурова, дорогая Маша, его первая, скорее мальчишеская любовь в этом мире. Девица, которой он пообещал вернуться, а она – что будет его непременно ждать. Но почти что уже год не было никаких вестей из родного и такого далёкого от Валахии поместья, так же как не было их и от самой Машеньки. Почтовое сообщение здесь шло в основном по государственной линии, а частные письма были великой редкостью. И образ красивой голубоглазой девушки постепенно таял, заслоняясь боями и повседневными армейскими буднями. Ну а теперь у него была его Анхен. Его милая и дорогая Аня.
Всё случилось у них как-то само собой. По прибытии в Бухарест буквально на второй день как занесли его в тот дом, который он занимал и прежде и где положили его раненого на топчан в светёлке, влетело это светлое и растрёпанное чудо и, припав к его груди, разревелось как малый ребёнок.
Алексиса убили! Совсем убили эти злые янычары! Когда-то они убили её маму с папой, а теперь ещё и её Алексиса!
«И смех и грех! – думал, улыбаясь, Лёшка. – Убили и, главное, уже её Алексиса».
В общем, так с этого самого момента и стал Лёшка Егоров Алексисом Анны.
Девочка была с очень доброй и чистой душой. Каждое утро она, сделав спозаранку всю работу по дому у деда, бежала к своему Алексису, чтобы накормить его своей стряпней.
– Да всё же есть! – убеждал её Лешка, показывая на печь, где в горячих горшках стояла еда, приготовленная хозяйкой дома Мируной.
– Нюр, да вон же, сколько всего наготовлено-то у нас! – убеждал её Никитич, показывая на штатный офицерский порцион с хорошим приварком.
– Nein. Nein. Nein. Vati! (– Нет. Нет. Нет. Дядюшка! (нем.)) – качала головой девушка и самолично кормила своего Алексиса.
Весна Валахии кипела бело-розовым цветением садов, лесов и полей. Куда ни кинь взгляд, всюду фруктовые деревья стояли, словно нарядные невесты, а сладкий, медовый их запах проникал повсюду.
– Как красиво! – любовались молодые на раскидистое абрикосовое дерево, растущее в палисаднике из плетня, и целовались под этими падающими с неба лепестками.