— Я ничего не скрывал! — упрямо отнекивается Серега, чувствуя, как колючий взгляд следователя гипнотизирует его, сковывая мысль и выводя из состояния душевного равновесия.
— Со студентом Жидковым я учился в одной группе и несколько раз выпивал с ним в ресторане, отмечая успешное окончание сессии. О его знакомстве с Чайковским я узнал совершенно случайно — на дне рождения последнего, куда приехал вместе с отцом, который ранее вместе с Чайковским учился у Чистоплюева и с которым они были в приятельских отношениях. А Жидков, насколько мне известно, является родственником профессора Водохлебова, но это в университете все знают, потому что он сам всем об этом рассказывал. И на этом дне рождения все пили очень много. Профессор напился до невменяемости и уснул прямо на диване посреди вечера, а отца я лично отвозил домой на такси, потому что он едва держался на ногах и я боялся, чтобы с ним ничего не случилось в дороге…
— Да? — с деланым удивлением следователь презрительно скривил губы. — Пили, говорите? Ну-ну… Враг, гражданин Колесов, коварен, и он умеет ловко маскироваться, скрывая до поры до времени свою подлую, гнилую сущность. Он может пить как вол, он может напиваться до блевотины, чтобы убедить окружающих в своей любви и преданности к революции и советской власти. Но мы тоже не дураки, гражданин Колесов! И мы не настолько наивны, чтобы поверить в то, что день рождения у Чайковского был простым днем рождения и что бывшие там «гости» действительно напились до одурения, а не симулировали состояние сильного алкогольного опьянения, искусно маскируя свои истинные намерения.
Но врага выдают его речи. В разговоре он раскрывается весь, и тут уже никакая маскировка не помогает! Вспомните! О чем говорили на «дне рождения» Чистоплюев, Чайковский, Жидков и ваш отец? Что они рассказывали вам о деятельности подпольного Центра? Какими посулами заманивали вас в свою банду? Как вы дали себя завербовать и согласились стать связным между вашим отцом и Чистоплюевым?
— Я не знаю! — чуть не плача от обиды и от отчаяния, восклицает Сергей. — Меня никто не вербовал, ни о каком Центре я не слышал…
— Лжете! — внезапно расширившиеся глаза следователя наливаются кровью. Рука описывает в воздухе дугу и ладонь с силой ударяет плашмя о крышку стола:
— Лжешь! Тебя завербовали!
И уже спокойнее: — Скажите, пожалуйста, зачем вы приходили домой к профессору Чистоплюеву неделю спустя после так называемого «дня рождения»?
— Я, я приходил отдать ему деньги, которые занял на такси… — растерянно лепечет бедолага, теряя остатки самообладания.