— Вы передали ему записку от отца! — продолжает гнуть свою линию следователь. — Что ваш отец велел вам передать Чистоплюеву? Что вы ему говорили?
— Я — ничего. Профессор был болен. Он спал после ночной пьянки в ресторане, где он был на свадьбе у племянника. Я отдал его жене деньги и, поблагодарив, ушел.
— Итак, вы отказываетесь давать правдивые показания и тем самым помочь следствию разоблачить этих кровожадных упырей, этих оборотней, врагов трудового спивающегося народа и всего прогрессивного человечества!
Лицо следователя багровеет. От негодования голос его начинает дрожать. Глаза горят ненавистью. От прежнего спокойствия не осталось и следа.
— Что ж! — почти орет он, нажимая кнопку вызова. — Придется разговаривать по-другому…
— Проводите гражданина в подвал и помогите ему освежить память! — резко бросает он явившимся без промедления конвоирам. — Пусть почувствует разницу!
Цепкие, сильные руки хватают Сергея за плечи, стаскивают со стула, волокут по полу к выходу…
— Нет, не надо! — кричит он, обливаясь слезами и отчаянно дрыгая ногами. — Не надо! Вы не имеете права! Не-е-ет!..
Взгляд его встречается с холодным, презрительным взглядом поднявшегося из-за стола мучителя. Мертвенный блеск оправленных в золото стекол еще сильнее оттеняет застывшее на худом чисто выбритом лице выражение полного безразличия к страданиям жертвы, полной уверенности в правоте и безнаказанности совершаемого по его воле действа.
— Палачи! Сатрапы! — кричит Серега в отчаянии и, извиваясь в цепких объятиях немилосердно трясущих его за плечи амбалов, просыпается в холодном поту.
— Спокойно, братишка! Не дрейфь! Тут все свои! — успокаивает его чей-то простуженный басок.
— А?.. Чего?.. — недоуменно вопрошает помполит, тревожно вглядываясь в склонившиеся над ним небритые приветливо улыбающиеся лица и пытаясь сообразить, что происходит. — Где я?.. Кто вы?..
— Все нормально, братан! — Чопик дружелюбно похлопывает его по плечу и, не дав опомниться, спрашивает решительно: — Слышь, друг! Где тут у вас в партию принимают?
В первых числах декабря войска Центрального красного фронта перешли в наступление на всем протяжении от Тамбова до Бородянска и, преодолевая упорное сопротивление вдвое превосходящих сил противника, устремились к Мосхве. Через две недели бои шли уже на подступах к Туле, Калуге и Коломне, в 100–120 километрах от столицы Перфорации. Федераты дрались отчаянно. У всех в памяти свежи еще были воспоминания о весенне-летних успехах красных, когда только-только сформированные, плохо вооруженные и экипированные смертельно пьяные спиртармейские отряды наступали на главный оплот отечественной трезвости по всем направлениям и ожесточенные сражения происходили в Одинцове, Ногинске и Домодедове. Тогда казалось, что Дни федератов сочтены, и в столице всерьез рассматривали вопрос об эвакуации Резидента и правительства в одну из стран Бенилюкса, но положение спасли введенные в бой в последний момент подразделения Антиалкогольной гвардейской танковой дивизии, а также выступившие на защиту столичных рубежей бойцы Лиги контрреволюционной интеллигенции Мосхвы. Страдавшие от отсутствия техники и боеприпасов, упившиеся захваченным на подмосховных складах и винзаводах спиртом, революционеры отступили. Спустя полгода они были полны решимости покончить со столичным рассадником контрреволюции.