Я прибыл сюда из блистательной Вологодской писательской организации. И вот думаю, что Красноярская писательская организация – зеркало самого города. Это угрюмая посредственность, сплетники, бездельники, ничего не почитающие, никого не любящие, кормящиеся… Кто начинал хорошо – съехал уже до альманаха, уже и попыток не делает где-то что-то напечатать, кроме, пожалуй, двух-трех человек. (Не писатели, как они зовут себя, а члены союза писателей). И вообще, должен сказать, что, за малым исключением, красноярская культура похожа на свой город и город похож на свою культуру.
Дремлющий разум… Это ведь очень сильные чувства: ненависть, любовь, обида, вина. Эти очень сильные чувства сами по себе требуют очень сильной отдачи, сильного душевного напряжения, накала. Да какой там, господи! Лениво огрызнуться, на бабу рыкнуть, в очереди поругаться, пуговицы оторвать друг дружке, ну по морде съездить – вот и всё! А любовь, ненависть, презрение, обида – чувства сильные. Они сжигают человеку душу. Зачем сжигаться? Зачем сгорать?
– В Новгороде, однако, помню, вы были другого мнения и о культуре, и об интеллигенции. Вспомните музей русского деревянного зодчества «Витославицы». Какое великолепное было празднование! Наряды, пляски, музыка, песни… Русь вышла на улицы и поляны.
– Это проблеск. Действительно, какой-то росточек в русской душе остался и, видите, при каких-то благоприятных условиях он проявился. Собрались в Новгороде, на празднике славянской письменности, десятки тысяч людей. Не было никаких эксцессов. Не было насилий, драк. Все увидели, что к святому наш русский народ способен относиться по-святому. А когда ему подсовывают безобразие, требуя от него святости, он безобразничает.
Я думаю, что не столько партийные органы облагораживали этот праздник… Они как раз сделали умно, что не совались ни во что. А облагородили праздник представители духовенства. Это всё прошло под знаком 1000-летия Христианской Руси. И эти храмы новгородские, и прибытие туда духовенства, которое своим присутствием, своим миротворным словом, своей молитвой, своим пением повлияло и на почтенных гостей, и на пеструю «хевру», прибывшую поглазеть на этот праздник, как на нечто экзотическое. А партийные функционеры или оробели, или проявили деликатность, не знаю, в общем не очень мешали празднику.
– Виктор Петрович, и там, среди удалой гульбы, за несколько тысяч километров от Овсянки, вы мне признавались, что скучаете по родным местам. Вообще, помните, как-то раз ехали в Овсянку, была зима, мороз, ветер, вы вдруг сказали, что не побудете здесь два-три дня и уже скучаете, тянет, будто два-три года не были… Значит, что-то очень дорогое еще остается в Овсянке.