В штабной кибитке его, помимо мрачного как черт Скобелева, ждали командир таманцев полковник Арцишевский и начальствовавший над моряками лейтенант Шеман. Стало ясно, что речь пойдет о вчерашнем инциденте и ничего хорошего от этого разговора ожидать не приходилось.
- Здравия желаю Вашему Превосходительству! – со всем возможным почтением поприветствовал генерала Будищев.
- Нет, вы только на него полюбуйтесь, - ухмыльнулся командующий. – Хорош, нечего сказать!
- Покорнейше благодарю!
- Будищев, не юродствуйте! Любого другого унтер-офицера за подобный фокус ожидало бы разжалование. Но вы известный изобретатель, можно сказать ученый, и… да к черту ваше изобретательство! Если бы, я не чувствовал себя обязанным за спасение Студитского, вы сегодня же встали бы в строй рядовым, и, смею заверить, никакие высокопоставленные особы не защитили бы вас!
- Осмелюсь спросить, ваше превосходительство, уж не идет ли речь о нашей размолвке с хорунжим Бриллингом?
- Размолвке? Нет, каково?! Да будь вы офицером, такую размолвку можно было бы разрешить только у барьера!
- А доложили ли вашему превосходительству, из-за чего произошел этот инцидент?
- Да какое это имеет значение?!
- Ну, если честь дочери военного министра не имеет значения…
- Молчать! – рявкнул раздосадованный наглыми возражениями кондуктора Скобелев, но тут же осекся и, настороженно глядя на Дмитрия, спросил: - А при чем здесь графиня Милютина?
- Значит, не доложили, - бесстрастно пожал плечами Будищев.
- Говорите!
- Как прикажете. Так вот, их благородие хорунжий Бриллинг, рассказывая о своем успехе у дам, упомянул, что сюда в качестве сестры милосердия направляется его давняя любовница, у которой высокопоставленный отец и титул. И что именно их связь и была причиной его перевода из гвардии.
- Что прямо так и сказал? – хмыкнул Скобелев и вопросительно обвел глазами присутствующих.
Арцишевский в ответ только пожал плечами, дескать, не знаю, а вот присутствовавший на гулянке Шеман, утвердительно кивнул.
- И что? Нет, он, конечно, свинья, но…
- Ваше превосходительство, так уж случилось, что большую часть пути из Петербурга я провел рядом с графиней Елизаветой Дмитриевной. Скажу больше, я имел честь оказать ее сиятельству некоторые услуги.
- Это все, разумеется, прекрасно, но неужели вы всерьез думаете, что Бриллинг говорил о графине Милютиной?
- Я понятия не имею, о ком говорил хорунжий. Но много ли среди здешних сестер милосердия имеют одновременно и титул, и высокопоставленного отца, способного запросто выкинуть офицера из гвардии?