Пехота для поддержки наступления так и не прибыла, и к вечеру казаки, у которых заканчивались патроны, чтобы избежать окружения, отступили в Гатчину.
В тот вечер казаки выбрали Савинкова своим комиссаром, поручив ему использовать свою власть, чтобы не позволить Керенскому вмешиваться в работу штаба. Назначение должен был утвердить Керенский, и вдруг этому воспротивился Станкевич под тем предлогом, что Савинков был «контрреволюционером»! Со своей стороны, Савинков считал своим долгом проинформировать Керенского, что он никогда не был согласен с его политикой. Он позже писал: «Я сказал ему, что давно уже сложил в своем уме, что продолжение его пребывания во власти означает катастрофу для России, что я старался бороться с ним всеми законными средствами и был уже готов перейти к средствам незаконным, поскольку считал его одной из причин полного разрушения России и уж точно причиной большевистского переворота. И он оказался полностью беспомощным, чтобы своевременно принять меры для его предотвращения». Далее Савинков продолжал: «Я не хотел больше ничего ему говорить, так как он был настолько подавлен, что я даже пожалел его!» Керенский выслушал его до конца, а затем утвердил его назначение комиссаром.
В полдень 13-го состоялся военный совет, на котором большинством голосов победила точка зрения Станкевича о том, что необходимо начать переговоры с большевиками. Савинков осудил это решение как преступление против страны и в тот же вечер покинул Гатчину, чтобы попытаться найти помощь в XVII армейском корпусе, развернутом в то время в районе Невеля. Вскоре он понял, что неприбытие пехоты было вызвано противоречивыми приказами и, возможно, предательством командующего Северным фронтом генерала Черемисова.
Наконец, 17 ноября от генерала Духонина поступил приказ не отправлять больше войска в Петроград. Но еще до того, как он был получен, горстка казаков Краснова договорилась с большевиками. Сам Краснов был арестован, но вскоре освобожден. Керенский бежал, нарядившись матросом и нацепив очки своего шофера.
В Петрограде в ходе открытых боев погибших оказалось немного, но было множество случаев убийств безоружных. Примерно в одиннадцать часов 8-го числа управляющий городским банком выглянул в окно и увидел, как безоружный юнкер собирался пройти мимо группы матросов. После того как он миновал их, один из матросов поднял винтовку и застрелил юнкера. Это произошло примерно в 100 метрах от британского посольства. На следующее утро прямо под окнами посольства был убит солдат, который пытался убежать от красногвардейского патруля. 10 ноября, когда красногвардейцы попытались воспрепятствовать распространению антибольшевистских газет, какой-то студент схватился за винтовку одного из солдат. Другой солдат четыре раза выстрелил, убив девушку. Это привело толпу в большое возбуждение. Кто-то из гражданских лиц макнул свой носовой платок в кровь убитой и, выбежав на середину улицы, разразился театральной речью. И все же сопротивление было только на словах. Иногда оно заключалось в отказе работать, как это сделали чиновники почти всех министерств, кроме Военного, которое в интересах армии и национальной обороны продолжало работать.