Там, где мой народ. Записки гражданина РФ о русском Донбассе и его борьбе (Смагин) - страница 19


Видя умные, исполненные легкой иронии глаза в аккуратных очочках, пытливо вчитывающиеся в строки Поппера, Хайека, Пайпса и де Ктострина, знайте — с огромной долей вероятности перед вами потенциальный либо уже свершившийся хунвейбин, сжигающий книги, изгоняющий неугодных лекторов из аудиторий, призывающий «раздавить гадину» или сам деятельно участвующий в этом раз-давлении.


* * *

Милюков в мемуарах: «Я со своей стороны утверждал в Думе, что «истинными сепаратистами являются русские националисты», отрицающие самостоятельный украинский язык и украинскую литературу». Вот недаром этот персонаж у меня среди самых нелюбимых в XX веке, где-то около Горбачева.


* * *

Когда Генри Киссинджер, достаточно сдержанно относившийся к Израилю, прибыл в начале 70-х с визитом в эту страну, он буквально с порога заявил: не стоит, исходя из этнических соображений, рассчитывать на него как на лоббиста интересов Тель-Авива, он, дескать, в первую очередь американец, а затем уже еврей. Голда Меир ответила: «О, ничего страшного, мы ведь читаем справа налево». Эту полубайку-полубыль я вспомнил, узнав в конце 2014 года о нашумевшем письме потомков русских эмигрантов против антироссийской клеветы в Европе. Мы с небывалым равнодушием давно уже вычеркнули из сознания тот факт, что Россия в XX веке пережила трагедию Рассеяния, трагедию, по масштабам ничем не уступающую еврейской. Сотни тысяч, миллионы русских людей на всех континентах и во всех странах, от Финляндии до Парагвая, жили, вносили огромный вклад в культуру, политику, науку и военную славу своих новых государств, не забывая при этом, что они русские, — и стараясь воспитывать потомков в том же духе. Радостно, что живые осколки величественного имперского корабля до сих пор не забывают, что они в первую очередь русские (мы все-таки читаем слева направо). Это огромный капитал, имеющий небывалую цену, вот только как мы с ним обходимся?


У Израиля с евреями Диаспоры сложные, противоречивые, многогранные отношения. Здесь есть место и горячей привязанности, и поддержке, и стремлению отгородиться, как у Киссинджера, и даже неприязни разной степени накала. Но менее всего в этой яркой палитре заметно искреннее, ненапускное равнодушие, эдакий израиле-агностицизм. Чем больше московский, киевский или вашингтонский еврей повторяет себе: «Я спокоен. Мне все равно. Израиль мне интересен не более Лесото с Бутаном. Не думай о белой обезьяне», тем сильнее белая обезьяна колотит изнутри по черепной коробке. В итоге даже отгораживание или отрицание сообразно законам диалектики идет отношениям на пользу. Дмитрий Быков, публично идентифицирующий себя с русскими, часто говорит об ошибочности самого создания Израиля, цитируя Эренбурга: