Когда солдаты немного оклемались после бешеной погони, я обратил внимание, что все чаще их взгляды обращаются на павших в схватке с Морфами собратьев, и это не добавляло им оптимизма. Скорее наоборот, вид их друзей и боевых напарников, стоящих с развороченной грудной клеткой или с распоротым брюхом, еще больше деморализовывал.
– Командир, – отвлек я бойцов от разглядывания мертвых, – у тебя есть хозпакет?
– А? – Военный с большим трудом сумел оторвать взгляд от своих погибших подчиненных и посмотрел на меня.
– Хозпакет, говорю, есть?
– Я что тебе, душара какой-то, – ворчливо отозвался он, – чтоб нитки с пуговицами с собой таскать?
– Так есть или нет?!
– Есть…
Командир отряда вытащил откуда-то из бесчисленного множества своих кармашков на божий свет квадратную пластиковую коробочку, напоминающую уменьшенный портсигар, и передал мне. Я точно знал, что такие штуковины есть у всех в этом отряде, и вполне мог бы позаимствовать один у своих новых легионеров, но не стал. Лучше уж я отвлеку от мыслей живых членов группы, потому что наши злоключения в Риме, судя по всему, еще только начинаются.
Приняв от солдата хозпакет, я раскрыл его, вытащив оттуда только одну иголку, и вернул назад.
– А нож не одолжишь на пару минут?
Военный немного удивился моей просьбе, но все же вытащил и нож, выхватив его неуловимо ловким и оточенным движением откуда-то из-за пояса.
Заинтересовавшись происходящим, в мою сторону повернули головы и остальные бойцы, отсвечивая в темноте линзами ПНВ. Для меня же здешний мрак не был непроглядным, так что надобность в дополнительном оборудовании отсутствовала. Тем более что свой прибор ночного видения и потерял еще в Ватикане…
Приняв холодное оружие, вежливо протянутое мне рукоятью вперед, я пару раз крутанул нож в руках. Я знал, как это следовало делать, но мои руки и пальцы не были привычны к такому и не имели требуемого опыта, так что я этим финтом лишь вызвал пару снисходительных ухмылок. Но зато потом, когда я сделал на своей ладони с так и не отросшим пальцем глубокий надрез, редкие улыбки сами по себе сошли с лиц военных.
По их глазам, я видел, что солдат просто распирает от того, насколько им хочется спросить, какого же черта я все-таки делаю. Но они безмолвствовали, то ли утомившись за прошедшие дни, то ли пытаясь самостоятельно понять смысл моих странных манипуляций, а сам я не спешил давать им никаких пояснений. Однако же первым не выдержал командир, испытывавший передо мной на порядок меньше пиетета, чем его подчиненные. И когда я вложил в еще не начавший затягиваться разрез иголку, он все-таки поинтересовался: