– Не много ли ты на себя берешь, солдат?! – Горячо зашептал я бойцу прямо в маску, беря его второй рукой за грудки. – Ты возомнил, что имеешь право судить этих людей?
– Пус-сти! – Он попытался вырваться, но в моих руках откуда-то взялось столько силы, что ни сантиметра прорезиненной ткани не выскользнуло из-под моих стиснутых пальцев. – Ты что, не видел, что они сделали с ребенком?!
– Видел. Я почувствовал его смерть с самого начала, едва мы вошли сюда.
– И что, тебя это совсем не трогает?! – Эти слова военный почти выплюнул, словно ему было крайне омерзительно не только говорить со мной, но и видеть меня. – Ты уже настолько потерял человеческий облик, что тебе вообще все безразлично?!
– Я не хочу терять то подобие человеческого облика, что у меня еще осталось, – ответил я твердо, четко проговаривая каждый слог, – и поэтому не позволю тебе никого здесь убивать. Но я чувствую твою жажду смерти даже через твой красивый костюмчик. Так скажи мне, Нулевой, может это ты растерял свою человечность, и теперь просто ищешь повода пролить кровь?!
Ответное обвинение произвело на солдата такой эффект, будто я залепил ему под дых. Его округлившиеся глаза глупо хлопали под стеклами маски, а сам он замер, силясь придумать хоть какой-нибудь вразумительный ответ на мои слова.
– Это гражданские, Нулевой, – продолжил я додавливать солдата. – Простые люди, которые еще вчера сидели в офисах, стояли за прилавками в магазинах, фотографировали туристов или раздавали рекламные буклеты на площади. У них нет ни оружия, ни навыков, о них некому позаботиться. Они до смерти напуганы и вообще не понимают, что происходит в городе. Они ежедневно умирают десятками и сотнями, причем не только в руках мертвых, но и сами по себе, от голода и болезней. У них и так нет шанса выжить, подумай лучше над этим.
Насупленные брови командира немного разгладились, но взгляд не становился легче, поэтому я немного сменил тактику.
– Очнись, – встряхнул я его, – на тебе висит камера, которая записывает то, как ты собираешься совершить военное преступление. Ты уже забыл, насколько наша нынешняя операция особенная? Всерьез думаешь, что тебе простят убийство граждан чужой страны? Да если ты это сделаешь, твой труп закопают так глубоко, что Кольская сверхглубокая покажется тебе оттуда сусличьей норкой. И всех свидетелей, кстати, ждет та же самая участь.
Я кивнул головой в сторону остальных озадаченных членов группы, которые все порывались к нам подойти, но трое покойников не пропускали их.
– И все это будет только ради того, чтобы правда об этом твоем «героическом» поступке никогда не выплыла наружу. Смекаешь?