2.
Поезд тронулся, но Шуба этого не увидел и не почувствовал. Он, выпучив глаза, смотрел на голую веснушчатую спину, которая заслонила перед ним полгоризонта.
Огромная жирная спина с вертикальной ложбинкой посередине, она колыхалась и блестела, хоть расписывайся. Шуба тоже колыхался, стараясь попадать в такт, но это было нелегко после двух месяцев воздержания. С его лба градом катился пот. В дежурном двухместном купе было не продохнуть, муторно пахло разгоряченными телами. В окно билась одуревшая от жары муха.
– Что-то я тебя совсем не чувствую, мужчина, – пробормотала внизу Нинок. – Где ты там шавыряешься?
Шуба молчал и колыхался. «Шавырялся». Он вспоминал Чилихинскую степь, голую, очень голую степь, ничего более голого Шуба в жизни своей не видел. Шуба представил, как он лежит ночью под открытым небом, в классической позе: сверху он, внизу голая степь. Лежит – и не «шавыряется». А рядом Кафан, такой же обессиленный, поломанный долгим дневным переходом…
– Мужчина, очнись, – потребовала Нинок. Шуба открыл глаза. Спина застыла.
– Я уже это, как его… сдулся, – признался Шуба. – Не выспался.
– Так и говори сразу. Подъем.
Нинок раздраженно повела плечами, смахнув голого Шубу на пол. Села, свесив с полки толстые ноги.
И вдруг разревелась в три ручья.
Шуба стал одеваться. В дверь постучали, снаружи раздался веселый голос Кафана:
– Ты там уснул, что ли, ишак? Посмотри в окно! Едем уже, едем!
Шуба обернулся: точно. Едем. Снаружи мелькали деревья и столбы. Ростов-батюхна с его железнодорожными ментами и синими омоновцами, с проверками документов и наводящими вопросами – остался далеко позади. Пронесло… «Наверное, не зря я потратил здесь полтора часа своей молодой жизни», – подумал Шуба.
– Не горюй, – он похлопал Нинок по жирной спине. – Ночью будет тебе такой фонтан – закончаешься.
3.
– Старший лейтенант Хадуров, – хмуро представился скуластый. – Ваши документы и билеты.
Он вошел в «девятку» и закрыл за собой дверь. В груди у Жоры екнуло. Он полез в сумку, достал паспорт.
– Билет там, внутри, – сказал он.
– А вы, девушка? – милиционер посмотрел на Леночку.
– Она едет со мной.
– Как багаж? – губы раздвинулись в сухой усмешке.
Леночка молчала.
– Ясно.
Скуластый сел, небрежно пролистал Жорин паспорт, выудил билет, повертел его в руках так и сяк, потом скомкал и швырнул на пол.
– Дерьмо, – сказал он, глядя Жоре прямо в глаза. – Ты сидишь по самые уши в дерьме, парень. И ты, и твоя сучка – в одной выгребной яме, тебе это известно?
«Балчи», – вдруг вспомнил Жора имя, названное прошлой ночью. «Балчи, дежурный милиционер… такой же бандит, как и этот Ахмет».